Из «Трокадеро» они отправились в магазин, и Джоффри купил самый дорогой набор принадлежностей для часового гольфа, какой только там нашелся, хотя Джорджи и уговаривала его, что нехорошо тратить столько денег. Но Джоффри объяснил, что получает в год восемьсот фунтов, а «там» и половины не расходует, а к тому же, когда вернется, вскоре начнет получать тысячу. И Джорджи стало холодно и грустно при мысли, что он «вернется туда», хотя тысяча в год ее немножко ободрила: ведь сейчас, подумала она, многие женятся, имея куда меньше. Она подробно расспросила Джоффри о расходах, об условиях жизни «там» и пришла к выводу, что такой суммы на двоих более чем достаточно. Хотя взаимного понимания между ними еще не было, она не сомневалась, что Джоффри должен знать о ее чувствах к нему: сказал же он, что в жизни не встречал такой милой и свойской девушки, как она. И он совершенно прав, что не торопится. Ведь если они объявят о своей помолвке, ему уже нельзя будет оставаться у них — спать в одном доме со своим fiancé[25]не полагается, даже под охраной собственной матери. Конечно, это вздор и чепуха, люди теперь смотрят на веши гораздо шире, но мама и папа сочтут, что Джоффри следует уехать, а не то миссис Исткорт примется говорить всякие гадости.
Возвращались они вечером. Джоффри сосредоточился на том, чтобы по меньшей мере на минуту побить свой предыдущий рекорд, а Джорджи, откинувшись на сиденье, следила, как медленно гаснут в небе разноцветные отблески заката. Как чудесно лететь так, словно по воздуху, со стремительной не меняющейся скоростью. Впереди вьется черная лента шоссе, а навстречу несутся луга, деревья, дома и вдруг оказываются далеко позади. Джоффри такой замечательный шофер! Как она ему доверяет! До чего же это непохоже на жуткое ползание в автомобиле по окрестностям «Бунгало Булавайо»! «Безопасность прежде всего» — брр! Когда они, весело завывая клаксоном, подкатили к «Омеле», ей взгрустнулось. Ах, если бы они могли мчаться вот так вечно — настоящие друзья, и никаких сложностей, тревог, пугающих интимностей!
Джоффри и Джорджи очень устали и отправились спать рано. Кузен ушел трудиться над своим колоссальным патриотическим экраном из марок, который теперь предназначал в подарок Джорджи на свадьбу, Фред и Алвина остались одни в гостиной среди нелепой смеси морских пейзажей маслом кисти неведомых мастеров, выцветших акварелей двоюродных бабушек, больших современных кресел, старинных парчовых стульев и множества разношерстных сувениров на мраморных столиках с витыми ножками у стены.
Алвина, водрузив на нос очки, занялась шитьем. Полковник размышлял — против обыкновения с открытыми глазами, — устремив взор на расписанный цветами экран перед пустым камином.
— Они как будто очень довольны своей поездкой, — словно без задней мысли сказала Алвина, кладя стежок за стежком.
— Да, — ответил полковник, не отводя глаз от цветов, которые бесспорно составили бы великолепнейший букет, будь они живыми. — Очень недурно, что Джоффри купил Джорджи набор для гольфа. Будет полезная разминка для нас всех. Не забыть выбрать время, чтобы помочь им завтра выровнять лужайку.
— И не думай! — категорически возразила Алвина.
— Это почему же, сударыня? — саркастически осведомился Фред.
— Да потому, что они предпочтут быть вдвоем, — не без ехидства отрезала Алвина.
— Хм… — Фред поугас и продолжал разглядывать цветы. А ведь похоже на свадебный букет Алвины… Он с легким удивлением, но с полной покорностью судьбе подумал, как мало оправдались надежды, с какими он в то утро входил в церковь. Тоненькая ясноглазая девушка со звонким голосом, на которой он женился, превратилась вот в эту ядовитую старуху, которая сидит сейчас возле него и тычет своей иголкой с дьявольским упорством.
— А если хочешь знать почему, — мстительно нарушила молчание Алвина, — то потому, что они влюблены.
Это прямолинейное заявление встревожило полковника.
— Что ты! Что ты! — возразил он. — Не могло же это уже зайти так далеко!
— Не знаю, что, по-твоему, значит «так далеко», — отрезала Алвина, — но всякий, кто не корпел бы над дурацкими крикетными отчетами, заметил бы это давным-давно!
— Но ведь еще и месяца не прошло! — вскричал бедняга полковник, даже не пытаясь защитить себя от этих жестоких инсинуаций.
Алвина надменно фыркнула.
— Какое значение это имеет? Я знаю, о чем говорю.
— Но как ты можешь знать? Джорджи тебе что-нибудь сказала?
— Как будто нужно говорить! — Алвина фыркнула еще раз. — Разве ты не заметил, как девочка изменилась, какой у нее счастливый вид?
— Ну пожалуй, — признал Фред. — Но что это доказывает?
Алвина воткнула иглу в шитье и положила его себе на колени.
— Когда двое молодых людей не расстаются утром, днем и вечером, когда они без умолку разговаривают за завтраком, обедом и ужином, а потом уходят вместе, чтобы продолжить разговор, когда молодой человек смотрит телячьими глазами на девушку, а она распевает день-деньской или сидит тихо, как мышка, и мечтает, — что это все означает, как по-твоему?
Полковник потер кончик могучего носа.
— Да, вроде бы так, — уступил он.
— Конечно, так, — отрезала Алвина, снова беря шитье. Наступило короткое молчание, затем полковник сказал:
— Так что же нам следует делать?
— Пока, естественно, ничего. Джоффри вполне приличная партия, дальний родственник, а потому никаких справок нам наводить не надо, и вполне обеспечен. Если он настолько нравится Джорджи, что она готова выйти за него, это ее дело.
— Но ты считаешь, это не опасно? — с тревогой спросил полковник.
— Что опасно?
— Я имею в виду, не опасно им так свободно оставаться наедине? А вдруг… э…
— Вздор! — решительно заявила Алина. — Джоффри — джентльмен, а девочка — леди. Кроме того, она абсолютно невинна и чиста, уж я-то знаю. Малейшая вольность ее шокировала бы до глубины души.
Неповоротливый штабной ум полковника некоторое время переваривал эту информацию.
— Ну, если так, — сделал он вывод, — и ты убеждена, что она скоро выйдет замуж, то не следует ли тебе… э… дать ей кое-какой совет, а? Мне бы не хотелось, чтобы моя маленькая девочка была напугана и шокирована в первую брачную ночь.
— Когда речь идет о твоей дочери, ты невыносимо сентиментален, как все глупые старики, — уязвила его Алвина. Неизвестно почему, у нее все внутри восставало при мысли, что ей придется «давать советы» Джорджи в подобного рода вещах. Это обязанность мужа, а не матери!
— И все-таки я полагаю, — продолжал полковник с обычной тяжеловесностью, однако в его голосе появилась та несгибаемая властность, которой Алвина к своей досаде всегда невольно уступала, — подготовить ее необходимо. Я вовсе не требую, чтобы ты ранила ее… ее целомудрие. Но я полагаю, тебе следует иногда обронить намек-другой, знаешь ли. Указать ей кое на что с женским тактом, а?
