«Наше свадебное путешествие» (они ездили в Шотландию).
«Охотничий домик Уильяма» (в Хертфорд-шире, давно проданный).
«Я» (привлекательная девушка в белой тенниске и с очаровательной улыбкой. Судя по дате, фотография была сделана за год до того, как ее представили Уильяму).
«Парадный Обеденный Зал» (большая столовая в Шенстоуне, накрытая для большого приема).
Какая была жизнь! Молодая и энергичная жена ворвалась в мир Уильяма, нарушив существующий порядок.
«Партия в теннис с Броктонами» (групповая фотография, на которой Дороти была в центре, а Уильям вообще отсутствовал).
«Уильям и Матси» (широко известная личность).
«Охота в Ирландии» (Уильям с ружьем; у его ног — готовый сорваться пойнтер).
«Новый экипаж Уильяма» (сверкающая повозка, соответствующая последнему слову техники).
Неожиданно в дверь постучали.
— Элизабет… — Голос отца прозвучал с надеждой.
— Уже иду, — ответила она. — Ты пока спускайся.
Элизабет не могла сдвинуться с места. Она сложила фотографии стопкой и перешла к настоящему сокровищу: письмам Дороти.
Однако она не нашла ни одного любовного письма к Ричарду. Здесь был дневник, подробно описывающий каждый день жизни Дороти замужем за Уильямом; записки Уильяму, в которых молодая жена пыталась придать немного тепла отношениям с мужем.
Два письма без обращения — может быть, к Ричарду? Элизабет отложила их в сторону, чтобы прочитать позже.
Она также нашла записки друзьям и от друзей, приглашения, благодарственные письма, списки. Неизвестно, зачем Дороти их хранила.
Еще фотографии. Дороти двумя годами позже, имеющая очень усталый вид. Угрюмый Уильям в компании знакомых. Под фото лежали меню, указания Кук, вырезанные из журналов рецепты.
И наконец, на самом дне кейса Элизабет нашла его фотографию.
Ричард.
Одно емкое слово, написанное на обратной стороне.
Она посмотрела на фотографию, затем на имя. Ричард.
Лихой, как сказал о нем викарий. Статный. Воплощающий все то, чего недоставало Уильяму.
Он стоял, скрестив на груди руки и повернув высокое и сильное тело в три четверти оборота к фотоаппарату, с дьявольским огоньком в глазах и кривой усмешкой на губах…
Губах Николаса…
Нет! Ей нельзя искать в нем сходство с Николасом. Она должна заниматься совсем другим делом.
Знал ли Уильям, что у Дороти есть фотография Ричарда?
Должно быть, она прятала ее в кейсе, доставая только в редкие мгновения, когда оставалась одна. Под фотографией было еще три письма.
Элизабет взяла их вместе с тремя ранее отложенными записками и устроилась для чтения у окна.
С неким благоговением она развернула первое письмо без обращения:
«…Это первое из тысячи писем, что я напишу, которые ты никогда не прочтешь, моя любовь… Мне бы хотелось, чтобы все, что должно произойти с тобой по его воле, произошло быстро, дабы избавить меня от страданий и боли при виде того, как он обращается с тобой. Уильям всегда был таким, ты это знаешь лучше, чем я. Его собственность принадлежит только ему, будь это его охотничий пес, его дом или его жена. Доставшихся ему ударов судьбы хватило бы на то, чтобы отомстить в сто раз сильнее. Ты просто попался ему на пути…»
И второе письмо:
«…Еще одно письмо, которое ты никогда не увидишь… Я с трудом могу выносить его гнев — он так силен. Он обвинил меня в тысяче грехов. Я оказалась распутницей. В каждом он видит своего врага. Его брат носит печать Каина. Подходящее имя для ребенка от такого союза, как ты считаешь?.. Раз ты уничтожил душу своего брата…»
У Элизабет учащенно забилось сердце. Ребенок от такого союза…
Вот он, ключ к разгадке?
Она взяла в руки еще одно письмо — первое, которое она нашла, — и осторожно развернула его.
«Дорогой, любимый,
…Мы на краю пропасти… Он знает, — возможно, всегда знал. Но теперь он выгонит тебя. Глубоко в моем сердце я уверена, что он так и сделает, и тогда я умру вместе с тем, что сокрыто во мне.
Что нам делать?
Что нам делать?
Теперь Элизабет дрожащими руками взяла первое из писем, найденных под фотографией. Оно было от Ричарда:
«Моя дорогая,
Тебе не стоит так волноваться, позволь мне одному нести бремя нашей вечной любви. Я так дорожу минутами с тобой наедине, что отныне не позволю ни единому слову о нем сорваться с твоих прекрасных губ. Он всего лишь песчинка в безграничном небе нашей страсти. Все будет — должно быть! — хорошо. Мы созданы друг для друга. Нам стоит запастись терпением, и мы обязательно будем за него вознаграждены».
Второе письмо также было от Ричарда:
«Моя дорогая,
Возможно, ты считаешь, что я неблагодарно и невнимательно отнесся к новости, которую ты сегодня сообщила. Позволь мне лишь сказать, что я вне себя от счастья и готов коснуться рукой небес. С таким известием, дорогая, мы можем смотреть в будущее, планировать новую жизнь, и никакие слова больше не нужны. Абсолютно все указывает на то, что рано или поздно мы будем вместе».
Что за новость? Какое известие? Возможно… может быть… — можно понять по-разному…
Последнее письмо было написано рукой Дороти:
«Милый, я бы так хотела, чтобы эти слова дошли до тебя, но ты уже далеко, поэтому я их пишу только для того, чтобы „услышать“, как я сама говорю, их, ведь мне так трудно в них поверить: он отсылает и меня тоже. Как он сказал, для отдыха, выздоровления и для моего собственного „блага“. По его словам, „до того времени, как…“ Затем все снова будет по-прежнему… Но говорю тебе, любовь моя, без тебя ничто уже никогда не будет по-прежнему. Каким-то образом мы должны найти в себе силы продолжать жить».
Но Дороти потеряла любимого, проиграла битву и в конечном итоге проиграла все.
Дрожа всем телом, Элизабет опустила письма.
…Все будет по-прежнему… Она гонялась за абстракцией и в конце концов нашла саму себя. Разделенные десятками лет, Элизабет и Дороти вели сходные жизни.
Такое заключение потрясало сильнее всего.
Две несчастные и одинокие женщины, так или иначе покинутые своими мужьями и возлюбленными.
После таких событий уже ничего не могло быть по-прежнему.
Можно ли было что-то почерпнуть из недосказанностей и смутных упоминаний, которые значили что-либо или не значили ничего? Могла ли их интерпретация в суде означать, что Николас должен быть лишен наследства?
Она снова просмотрела письма.
«…для отдыха, выздоровления и для моего собственного „блага“. По его словам, „до того времени, как…“
