Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
Другими словами, в правительстве графа Никиту еще можно было как-то заменить — Безбородко, например, считал, что «еще скорее управиться можно будет», — а вот тех, кому Екатерина могла бы доверить «воспитание» великовозрастного наследника, не было.
Точнее, был всего один человек, который мог бы заменить ушедшего графа Панина, — второй фельдмаршал империи, князь Николай Иванович Салтыков, на службе у которого, являясь особо доверенным лицом и управляющим обширнейшего хозяйства князя, и состоял Александр Николаевич Зубов.
Императрица безмерно уважала Салтыкова. Более того, была ему благодарна за его воинские победы над пруссаками, за усмирение спесивых поляков и считала его одним из честнейших придворных и одним из одареннейших военачальников.
С фельдмаршалом была лишь одна проблема. Не сошлись они характерами с Потемкиным. Устав от их бесконечной, скрытой и явной, вражды, Екатерина, будучи не в силах отказаться ни от одного, ни от другого, приняла мудрое решение: держать их, как двух племенных быков, подальше друг от друга и свести поводы к их «случайным» встречам к минимуму. Таким образом, в сердце императрицы и в южных провинциях царил Потемкин, а в ее голове и на севере империи — Салтыков.
Воспользовавшись однажды занятостью Потемкина на южных рубежах, а также вспомнив, что она, в конце концов, императрица, Екатерина вызвала к себе Салтыкова и объявила ему свою волю.
С назначением князя на новую должность засобирались в Петербург и Зубовы. Точнее, сыновья-то уж давно были там, и вот настало время, когда Александр Николаевич перевез в столицу жену и дочерей.
Вот тут-то и взошла звезда Оленьки Зубовой. И случилось это еще лет за пять до главного семейного события — восхождения Платона, после которого все прочие, конечно же, померкли.
Глава пятая
Гатчина
1786 год. Гатчинский дворец. Санкт-Петербургская губерния
Как особо приближенные к Салтыкову, Александр Николаевич и Елизавета Васильевна Зубовы последовали за князем в Гатчину — к месту его непосредственного назначения, ко двору наследника-цесаревича. Не прошло и двух месяцев, как перед новым воспитателем-наставником и его преданным управляющим встала серьезная проблема. Наследник-цесаревич влюбился. Нет-нет, не так, как влюбляются пылкие юноши, — со слезами на глазах, с лихорадочным румянцем, с попытками к самоубийству, а так, как влюбляются уже зрелые, все познавшие мужчины, — с осознанием неизбежности и безысходности происходящего.
А когда эти «зрелые мужчины» наделены еще и властью, то «осознание неизбежности и безысходности происходящего» обычно переходит на предмет самой страсти. В связи с чем новому воспитателю-наставнику в категорической форме было предложено незамедлительно представить девицу Зубову фрейлиной к жене наследника, Марии Федоровне.
Что за этим обычно следовало далее, всем было хорошо известно.
Салтыков тут же вызвал к себе Зубова. Более всего Александра Николаевича поразили изменения, произошедшие в фельдмаршале. Как только Зубов вошел в кабинет, князь встал и пошел ему навстречу, широко раскинув для объятий руки, как будто два старых приятеля много лет не виделись и вот наконец-то встретились.
— Любезнейший мой Александр Николаевич, — князь сиял, как начищенный самовар, — ну, проходи, садись…
Несмотря на протесты Зубова, не привыкшего сидеть в присутствии князя, Салтыков усадил обескураженного Александра Николаевича в кресло, причем сам остался стоять. Однако заметив, что управляющий чувствует себя явно не в своей тарелке, князь наконец тоже присел, но только на самый краешек дивана, стоявшего напротив.
— Ну, брат, рассказывай… — не зная, с чего начать, широко улыбался князь.
— Так чего ж, ваше сиятельство, рассказывать, я же вам утром уже имел честь докладывать-с… — осторожно начал Зубов.
— Да я не о том!
Салтыков опять подхватился и стал ходить по кабинету. Ему явно не сиделось.
— Тут, брат, вот какая оказия вырисовывается… Прям, можно сказать, счастливейший случай в жизни… Только, я надеюсь, ты уж не забудешь того, кто все эти долгие годы был тебе добрым другом и покровителем. — Салтыков наконец остановился напротив Зубова и, как показалось Александру Николаевичу, даже немного заискивающе посмотрел ему в глаза.
Зубов поднялся.
— Ваше сиятельство, вы изволите говорить загадками, но если вы себя имеете в виду, — Зубов даже немного нахмурился, показывая, что даже подозрения в неблагодарности ему в высшей степени оскорбительны, — так я, видит Бог, за ваше сиятельство готов и жизнь отдать…
Салтыков замахал руками.
— Ну-ну, голубчик, я не об этом… В преданности твоей я не сомневаюсь, и жизнь за меня отдавать не надо… — Салтыков замолчал, как бы подыскивая нужные слова. — Ты мне лучше вот что скажи, как драгоценное здоровье Ольги Александровны?
Зубов даже не сразу понял, что фельдмаршал спрашивал о его дочери. А когда понял, то на минуту онемел от нахлынувших на него чувств. «От тебе раз! Эт-то что ж… Неужто?.. — Александр Николаевич, как мог, пытался скрыть необузданную радость, накрывшую его с головой. — Неужто Лялька и старого вдовца проняла?!»
Но правда превзошла все его предположения.
— Так ничего вроде… — осторожно начал он, — а что ей сделается, вон кобылица какая вымахала. Уж чем-чем, а здоровьем-то Господь вроде не обделил.
Наконец Салтыков, по-видимому, и сам не в силах более сдерживать переполнявшую его новость, как есть выложил все обалдевшему отцу.
Александр Николаевич на мгновение даже потерял дар речи. А когда до него дошло осознание тех возможностей, которые через дочь открывались для его семейства, на глаза навернулись слезы, и он, рухнув на колени, принялся целовать руки Салтыкову.
Князь и сам так растрогался, то ли от мерещившихся и ему перспектив, то ли от такого искреннего проявления дружеских и вместе с тем верноподданнических чувств, что, подняв Александра Николаевича с колен, заключил его в свои объятия и расцеловал в обе щеки.
Пришлось даже прибегнуть к исконно русскому успокоительному средству. Выпив по три рюмки наливки, принесенной дворецким, мужчины наконец уселись, уже на равных, в кресла и перешли к конкретному обсуждению «дела».
После пятой рюмки Салтыков решился сказать то, что у него уже давно было на уме.
— Александр Николаевич, любезный, только ведь это… На такой важной позиции, я имею в виду фрейлины, в девицах-то быть вроде как и не пристало… Надо бы Ольгу Александровну замуж выдать, да побыстрей!
Отец, пребывавший в радостной эйфории и от новости, и от наливки, спохватился:
— Так что же делать-то, девке-то ведь только что шестнадцать стукнуло… Да и потом, где ж я ей так быстро жениха достойного найду?..
— А ты не горюй, Александр Николаевич, ведь у тебя друзья есть, которые о тебе уже позаботились… Ты, главное, их потом не забудь, — опять без обиняков намекнул Зубову Салтыков. — Есть у меня на примете один очень подходящий кандидат… — Сияющий Салтыков поднялся с кресла.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
