— Я рад помочь тебе, Эхереш.
— Просто тебе нравится меня дразнить.
— И это тоже, — весело рассмеялся Джафар. — А ты, в свою очередь, находишь удовольствие в том, чтобы на каждом шагу противиться мне. Клянусь, ты упряма, как отродье косоглазой козы.
Его добродушные шутки возымели желаемое действие. Алисон уставилась на него с чем-то вроде былого задора. Однако теперь, добившись отклика, он не собирался отступать. Закончив обтирать девушку, Джафар небрежно объявил, что сейчас вымоет ей голову.
Алисон надулась, но под конец была вынуждена покориться. К ее полному смятению, оказалось, что простая процедура мытья и расчесывания волос была куда более чувственной и интимной, чем прикосновения его рук к обнаженному телу. Алисон закрыла глаза. Усталость и равнодушие медленно отступали. Как может этот холодный, безжалостный человек, каким она его считала, выказывать столь бесконечную, безграничную нежность?
Успокоенная и почти уснувшая, Алисон, не протестуя, позволила Джафару надеть на себя широкое платье из белого мягкого полотна и встрепенулась лишь когда Джафар неожиданно подхватил ее на руки.
— Куда ты несешь меня? — охнула она, упираясь кулачками ему в грудь.
— Подышать воздухом, горлинка моя. Ты слишком долго лежала в душном шатре.
Добравшись до выхода, он осторожно опустил Алисон на ковер и рассыпал по ее плечам влажные пряди, чтобы они скорее подсохли, а сам сел рядом и привлек Алисон к себе. Несмотря на то, что было уже начало ноября, солнце по-прежнему посылало на землю теплые, приветливые лучи. Алисон не находила в себе сил противиться Джафару. Его руки согревали ее, присутствие успокаивало. На какое-то мгновение близость Джафара, казалось, изгнала из души ледяной холод. Она почти забыла ужасную правду, разделяющую их.
Внезапно ослабев, Алисон молча смотрела вдаль, на расстилавшиеся до самого горизонта песчаные пространства. Даже после встречи со смертью, бесплодные равнины по-прежнему манили девушку. Это удивляло Алисон. После всего, что случилось с ней, следовало бы бояться пустыни, однако она чувствовала себя так, словно здесь ее родина… в этой суровой земле… рядом с диким берберским воином, силой привезшим ее сюда. Сама эта мысль была, конечно, абсурдной. Так же, как обволакивающая Алисон апатия, странное состояние покоя и довольства. Однако Алисон не позволяла себе задумываться над этим, как и над непонятным стремлением прислониться головой к груди этого человека. Не сейчас, не в эту минуту.
Однако не обращать внимания на Джафара было невозможно. Его большой палец рассеянно гладил внутреннюю сторону ее запястья, но Алисон чутко прислушивалась к каждой ласке, к каждому новому ощущению. Как бы она ни старалась, все равно не сможет остаться равнодушной к его прикосновению.
Девушка вздрогнула.
— Тебе холодно?
Почему при звуках этого низкого голоса сильнее бьется сердце?
— Нет, — поспешно ответила Алисон. Его руки чуть сильнее сжали запястья ее рук. Она почувствовала тепло его дыхания на щеке, что отнюдь не придало ей самообладания.
— Откуда ты знала, что нужно накладывать жгут при ядовитых укусах?
Девушка расстроено вздохнула. Если Джафар намерен втянуть ее в разговор, по-видимому, лучше ответить ему. Он будет расспрашивать и уговаривать, пока не возьмет измором. Она еще никогда не встречала такого настойчивого человека.
— Мой дядя Седрик — лондонский врач. Я иногда приезжала к нему в больницу.
— Этот дядя… он знаком с последствиями укуса скорпиона?
— Нет, но однажды у него был пациент, ужаленный ядовитой змеей. Дяде удалось спасти его жизнь, несмотря на то, что это было нелегко. Ты и представить не можешь, в каком состоянии находятся лондонские больницы… грязь, неряшливые, пьяные женщины, которые ухаживают за больными…
— Не понимаю, почему богатая наследница вдруг воспылала желанием увидеть столь низменные стороны жизни?
Алисон слегка пожала плечами. Она старалась оказаться полезной своему дяде, чтобы он имел причины относиться к племяннице по-родственному.
— Дядя Седрик считал, что чистота — лучший способ предотвратить болезни, но так и не смог убедить попечителей применять его методы. И тогда я дала ему деньги на строительство собственной больницы.
— Благородный поступок.
— Скорее эгоистичный, — покачала головой Алисон. — У меня денег больше, чем можно истратить за всю жизнь, а он готов найти им лучшее применение. Но главное, мне очень хотелось, чтобы он осуществил свою мечту. Последние семь лет дядя провел в поисках лекарства от холеры. Понимаешь, мои родители умерли от холеры…
И неожиданно она вскинула глаза на Джафара, вглядываясь в его лицо. Странное ощущение поразило ее… словно она уже рассказывала ему эту историю раньше. Конечно, это невозможно, но все же…
Неужели встреча с Джафаром в Англии просто приснилась ей? Но сходство между бербером и светловолосым англичанином из ее снов было поразительным, особенно сейчас, когда заходящее солнце бросало розовые лучи на землю, высвечивая золото волос Джафара и зажигая глаза янтарным огнем.
— Ты был когда-нибудь в Англии? — спросила она, затаив дыхание. Он ответил не сразу, хотя и не отвернулся.
— Да. Четыре года назад мой султан отправил послов к вашей королеве Виктории, чтобы получить поддержку в нашей борьбе против французов и заставить англичан признать независимость нашей страны. Я был членом этой делегации.
Алисон удивленно подняла брови.
— Никогда не слышала, что английское правительство собиралось признать вас.
Настала очередь Джафара пожать плечами.
— Наши усилия оказались бесплодными. Мы даже не смогли добиться аудиенции. Ваша королева была куда больше заинтересована в том, чтобы поддерживать добрые отношения с французскими шакалами, чем отстаивать справедливость.
Алисон не нашлась, что ответить на это. Да и не стала бы поднимать брошенную перчатку, даже будь у нее чуть побольше энергии.
— Именно тогда, — поинтересовалась она на своем родном языке, — ты и выучил английский?
Она была уверена, что Джафар понял, но почему-то ответил по-французски:
— Нет, я знал его до этого.
— Тогда почему притворялся, что не знаешь?
— Просто недостаточно хорошо говорю. Так же, как и ты с трудом объяснялась бы на берберском или арабском.
Алисон не слишком ему поверила, но все же снова припала головой к его груди, обдумывая только что сказанное. Джафар был рад ее молчанию. Он не хотел без лишней необходимости лгать девушке, однако не мог допустить, чтобы она узнала его и открыла правду французскому правительству. Это означало бы жестокое наказание и гибель всего племени.
Устроившись поудобнее, он оперся подбородком о макушку Алисон, задумчиво глядя на пустыню, прислушиваясь к знакомым звукам отходившего ко сну лагеря. Это было лучшим временем дня, когда спадает палящая жара, а солнце раскрашивает горизонт золотыми и багровыми полосами. Его мать тоже больше всего любила эти тихие часы.
