– Сына хочется! Такого, как Вадька! Может, еще попробуем родить. А? – Он приподнялся над женой, пытаясь заглянуть ей в глаза.
– Да что ты, Витя! – растерялась она. – Еле дочку родили. Забыл уж, как намучились?
– Ничего я не забыл. Только я бы еще рискнул. – В его голосе была решительность и страстность, какой Людмила уже давно не видела в нем.
– Ты бы рискнул, – передразнила жена. – Тебе ведь что.
– Но я же не виноват, что все это положено делать женщинам? – не унимался Виктор.
– Даже говорить на эту тему больше не хочу, – отрезала жена.
Виктор обиженно замолчал. Они долго лежали в темноте. Каждый думал о своем.
– Ничего, – сказала чуть погодя Людмила. – Смотри, как Вадим с нашей Лариской играет. Может быть, вырастет и женится на ней. И будет нам сыном.
Ларин неопределенно пожал плечами.
– А почему бы и нет, – задумчиво проговорил он позже.
Сейчас же, спустя шестнадцать лет, при одной только мысли о браке Вадима и Ларисы Виктора Андреевича просто трясло.
«Дура моя Лариска. Ну и дура! – Ларин очнулся от воспоминаний в своем рабочем кабинете. – Спуталась с этим подонком Вадимом».
Он закурил и снова вспомнил Саперова-младшего мальчиком, которого вытащил в то далекое лето из воды. Перепуганного и жалкого.
«Вот гаденыш, – презрительно подумал он о Вадиме, – тогда цеплялся за мою шею, руки целовал. Интересно, он хоть сам помнит об этом? Ведь не такой уж маленький был тогда».
Вадим Саперов помнил о случае с дядей Витей, хотя и не любил вспоминать этого. Для мальчишки это было настоящее потрясение, после которого у него на всю жизнь осталась патологическая боязнь воды.
– Оля, что там нового? – вызвал Ларин по селектору секретаршу.
Он удивился, что за столько времени, пока он предавался воспоминаниям, его никто не потревожил. А ведь день сегодня был сумасшедшим. Хотя что же здесь странного. Просто служащие старались лишний раз не беспокоить своего начальника в столь скорбный для него день.
– Три застрявших вагона убрали, – доложила Ольга. – И вообще основательно подчистили все главные пути. Также навели порядок на стоянках электричек.
– А мама? – вырвалось у Ларина. – Я имею в виду… – хотел поправиться он, но секретарша все уже поняла.
– Львовский, Виктор Андреевич, все так же идет по расписанию.
– Очень хорошо. – Он отключил связь.
«Значит, мама приедет вовремя», – он не сразу понял, что думает сейчас о матери, как о живой.
Нет, не свыкся он еще с ее смертью. Вот, может быть, когда увидит ее в гробу, когда закопают ее в землю…
Мама… Самое близкое, родное существо в его жизни. Как ему теперь будет не хватать родной крови! Жена – это не родная кровь. Дочь – ну это все-таки не то. Другое поколение. Ее еще саму воспитывать нужно, направлять, поддерживать.
В этом Саперов-старший, конечно, прав – вспомнил Ларин слова Михаила о сыне.
Короче, не опора Ларину дочь. По крайней мере, в ближайшее время ею не станет.
Вот если была хотя бы сестра или брат? А ведь мама рассказывала ему о том, что у него в детстве был брат, который погиб во время войны. Иногда, когда она возвращалась к этой теме, он чувствовал, что смутно помнит что-то связанное с братом.
Мама впервые рассказала Виктору о брате, когда ему было восемь лет.
Мальчику ночью приснился кошмарный сон. Он закричал, силясь проснуться.
Антонина Петровна подскочила к сыну.
– Что, Витюшенька? Что, родимый мой? – подхватила она его на руки, хотя он был уже большой.
– Мама, сон мне страшный приснился. – И Витюша прижался к материнской груди.
– Ну успокойся, я теперь с тобой, – стала качать мать сына, как младенца.
– Хочешь посижу рядом, пока ты не уснешь?
– Мамочка, зажги лампу, – испуганно попросил мальчик. – Я темноты боюсь.
– Хорошо, родной. Сейчас светло будет. Ты только ничего не бойся. Я ведь с тобой.
– Мама, мне снилась железная дорога. Какая-то станция. И много людей – в пыли, – взволнованно начал рассказывать свой сон Витя. – Такие все грустные и молчат. И все чего-то боятся. А я у тебя на руках. А рядом за руку держит тебя другой мальчик, чуть побольше меня. И почему-то «мама» тебя зовет! Мне даже странно во сне было, что ты – МОЯ мама, а он тебя тоже мамой зовет.
– Ой, Витюшенька, неужели ты все это помнишь? – напряженно вслушивалась Антонина Петровна в каждое слово мальчика.
– Что, мама, помню? – переспросил Виктор.
– Потом, потом. Ты рассказывай сон, не останавливайся, – боясь, что сын забудет приснившееся, теребила его мать.
– Я во сне начинаю плакать, кричу, что пить хочу – вроде как температура у меня, заболел, что ли.
– Именно так оно и было, сынок, – всплеснула руками Антонина Петровна.
– Да что, мама, было? О чем ты говоришь? – снова прервал рассказ Витя.
– После, родной мой. Ты дальше рассказывай!
– И я, значит, кричу, воды требую, а ты говоришь этому мальчику, ну, тому, что держит тебя за руку: «Принеси, сынок, водички братику. Видишь, как он пить хочет – жар у него». И ты его сыном называешь.
Витя остановился, увидев, как мать беззвучно заплакала.
– Не плачь, мама. А то я больше тебе ничего не скажу.
– Хорошо, хорошо, не буду, – вытерла мать слезы. – Ты только все говори, как видел.
– Все говорю, не волнуйся, мама. – И мальчик снова продолжил свой рассказ.
Антонина Петровна молча слушала его, качала головой, а потом вдруг сказала:
– Это, мальчик мой, тебе не сон приснился. Это ты вспомнил, что с нами было во время войны. Надо же. Ведь совсем маленький был, полных четырех лет еще не было, а все запомнил.
– А кто был тот мальчик? – взволнованно спрашивал Витя.
– Да, сыночка, братик у тебя был. На два годика старше тебя.
– Где же он теперь? – допытывался взбудораженный Витя.
– А вот как за водичкой для тебя он тогда пошел, так и не вернулся. Разве во сне тебе больше ничего не привиделось?
– Да. Пошел он за водой к большому дому. Только все потом в огне. И этот дом большой упал прямо перед поездом.
– То не дом, то вокзал железнодорожный. Туда за водичкой твой братик-то и пошел. И не вернулся. – Мать заплакала навзрыд.
– А где он сейчас, мама? –Спросил Витя. – Почему он не с нами?
– Так не нашли мы его потом. Я целый день после взрывов его вокруг обломков искала. И среди раненых тоже искала – там рядом госпиталь располагался, а всех раненых с вокзала перенесли туда.
