Корнеев, - а я большой спец резать колбасу.
И вот они неспешно занимались каждый своим делом, устроившись так, чтобы удобно было разговаривать. Она сидела на низкой скамеечке, у ног ведро, куда бросала кожуру картошки. Арсений Фомич вспомнил, точно на такой лавочке мама доила корову. Он примостился за столом, ловко орудовал ножом, кусочки ветчины и колбасы обкладывал зеленью, затем показывал готовое блюдо Анне Семеновне. У него так искусно получалось, что она только хвалила.
Постелили вдвоем скатерть на стол, носили и ставили тарелки с едой, присаживались на кухне и снова принимались за готовку, а беседа текла, что ручей, сама по себе. А началось с того, что стали выяснять, сколько ж лет не виделись, и поразились сами тому, как был велик этот срок.
- Расстались парень с девушкой, - посмеялась Анна Семеновна, - а встретились старички.
- Мы не молоды, но и не стары, - не согласился Арсений Фомич. - И давай не кряхтеть. Я считаю, что старости нет, есть дряхлость.
И тут они согласно поговорили о том, что в каждую пору жизни человек мыслями и чувствами должен соответствовать своему возрасту, тогда и желания будут посильными, и свет будет мил. Анну Семеновну охватило чувство, от которого больно и сладко заныло сердце, а почудилось ей, будто Арсений из тридцатилетней давности пришел к ней прежним, только немножко волосы поседели. Она понесла на стол очередное блюдо, да не какое-то, а с красной рыбой, семгой. Там вытерла кулачком выступившие слезы, и уже спокойная вернулась в кухню.
- А ведь ты мало изменился, Арсений, - заметила она. - Я не о внешнем…
- Мне нельзя меняться, - сказал он, не оборачиваясь.
- А это еще почему?
- Аленушка не узнает при встрече.
И дальше обоим захотелось помолчать. Она занялась картошкой, бросила в закипевшую воду, а Корнеев закончил последний салат. Вспомнили, что есть еще повод выпить вина - за встречу. И только стали устраиваться за столом друг против друга, как послышались на крыльце шаги, потом кто-то громко постучал в дверь и тут же ее распахнул. На пороге стоял Игорь, а из-за него выглядывала смеющаяся Валя.
- С наступающим Новым годом! - в два голоса прокричали они и вошли в дом.
Анна Семеновна суматошно поспешила навстречу, приняла цветы, поцеловалась с Валей, схватилась свободной рукой за сумку, но тут прозвучал приказной голос Корнеева, который появился из-за перегородки, разделявшей горницу от прихожей и кухни:
- Мыть руки и к столу!
- Арсений Фомич! - явно обрадовался Игорь.
- Я так и знала, - воскликнула Валя, - что вы здесь!
- Вам что сказано? - напомнил строгий начальник. - К столу! К столу! Картошка стынет.
В доме стало шумно, Валя рассказывала, как они хотели пригласить к себе Анну Семеновну, а потом решили сами ехать, Игорь во всем соглашался с Валей и почему-то повторял ее слова - «Игорь говорит мне…», «Да, я говорю ей…», «Я ему предлагаю…», «Да, она мне предлагает…» Анна Семеновна смеялась, счастливые люди всегда немножко смешны, а Корнеев терпеливо ждал, пока молодые скидывали куртки, мыли руки и скамью пристраивали к столу. Сели рядом, умолкли. Хрусталя у Анны Семеновны не было, но нашлись два граненых стакана и две чайные чашки. Вот их и наполнил сухим вином Корнеев.
Игорь не узнавал своего начальника - всегда собранного, сдержанного, чуть отстраненного и будто застегнутого на все пуговицы. А тут что-то пообмякло, видать, на душе, и сидел он простецким мужиком, отмахавшим день косой и захотевшим расслабиться в разговоре.
И Анна Семеновна Зыкову показалась странной. Она была оживлена и будто светилась изнутри. Ее лицо заново открылось Игорю, а прежде пряталось за какой-то призрачной пеленой обыденности, как за вуалью. Игорю же думалось, что эта женщина живет покорно судьбе, незлобиво относясь ко всему на белом свете и никого в своих бедах не виня, оттого облик ее остается трогательно мягким, без уродливых морщин, непременно проступающих с возрастом на лицах завистливых людей. Но в этот вечер на лице женщины не было покоя, оно постоянно менялось от каких-то внутренних живительных переживаний. И глаза светились.
Только поднялся Арсений Фомич тост предложить, как послышались за дверью шаги.
- Ухажер пришел, - сказала Анна Семеновна, поднимаясь.
Она вышла в сенцы, где с еловой веткой в руке стоял серьезный Тишка.
- У тебя гости, - сказал он. - Заходить не буду. Рюмочку вынеси, я выпью за наступающий… Закусь ни к чему.
Вернувшись в дом, Анна Семеновна спросила гостей, есть ли водка или только сухое вино привезли. Оказалось, что сорокаградусную никто не прихватил, не видя в ней нужды. Анна Семеновна принесла из кухни эмалированную объемистую кружку, попросила разрешения, наполнила до края и вынесла ожидавшему Тишке.
- Что это? - принюхался он.
- Хорошее вино, - похвалила Анна Семеновна.
- Я кислятину не пью, - обиделся Тишка и вернул кружку.
Он ушел, всем своим видом показывая, что глубоко оскорблен таким издевательским отношением к себе. Анна Семеновна даже растерялась, вернулась в дом, поставила полную кружку на кухонный стол и сказала гостям:
- Сухое не пьет.
- А кто это? - спросил Корнеев.
- Да Тишка. Алкашик.
- Гордый, - заметила Валя.
И снова со стаканом в руке Арсений Фомич поднялся, все умолкли, а он откашлялся в кулак и не успел слова сказать, как по окнам полоснул яркий свет, прямо ослепительный. Вале было ближе, она подалась к окну и поверх занавески выглянула во двор.
- Какая-то машина, - сообщила она. - Большая.
- A-а, есть у нас тут богач, - отмахнулась Анна Семеновна.
- Но она остановилась, - заметила Валя.
- Не туда заехал, - предположила Анна Семеновна. - Ничего, выедет, не заблудится.
- Выпьем вот за что, молодежь, - предложил Арсений Фомич. - Мы с Анной Семеновной давние знакомые. Но случилось так, что пути-дороги разошлись наши. Я уж думал - навсегда. Но есть высшая справедливость. Есть. И нашлись мы. И есть мы. И вы нашлись. И есть вы. Давайте с этой верой жить. За справедливость! За встречу!
Но не дано было им и на этот раз выпить. Кто-то требовательно постучал в дверь.
- Вернулся твой ухажер, Анна, - предположил Арсений Фомич.
- Изменил принципу, - уточнила Валя. - Трудно ему далось!
- Не похоже, что он, - усомнилась Ванеева и направилась к двери.
А та уже распахнулась, и порог