побрёл в сторону гор. Собственная хитрость нравилась Матвею. Широкое дно корзины не только скрывало предательские светлые кудри, но и отбрасывало густую тень на его лицо. Правда, Матвею пришлось пережить неприятную минуту, когда из двора самого последнего дома вдруг вышел старик и помахал ему кулаком с деньгами, решив купить лепёшек. Матвей не растерялся – поторговавшись для приличия, обменял несколько лепёшек на деньги. Пересекая последнюю границу селения, представляющую собой двухметровый каменный забор с широкими воротами, Матвей довольно улыбнулся – мало того, что у него была полная корзина свежих лепёшек, но ещё и несколько рублей вырученных с продажи лепёшек, грели карман.
Хорошее настроение подгоняло Матвея. Он быстро взобрался на ближайший пригорок, а внизу, ослепительно белея в лучах полуденного солнца, простиралась дорога, ведущая в Джамбул. Все складывалось как нельзя хорошо.
В минуты опасности Матвей всегда вёл себя осмотрительно и теперь обдумывал, как ускользнуть от наёмников генерала, если всё-таки те пастухи ими и оказались, с тем же тщанием, с каким препарировал, занимаясь под руководством профессора Пышкина. Ведь Маргарита, вопреки всем её беззаботным уверениям, могла всё-таки оказаться в лапах Чукаринских наёмников. Ну нет! Он не станет беспечно сидеть на придорожном камне, дожидаясь, чтобы она привела погоню прямо к нему.
И вот, выбрав минуту, когда на дороге ни впереди, ни сзади никого не было видно, он пробрался виноградниками вверх по склону, пока не нашёл удобного места, откуда дорога по направлению к городу была видна почти на целый километр, а его самого надёжно скрывала завеса из лоз. Уже наступило самое жаркое время дня, и дорога поэтому была пустынна. Редкие путники почти все шли не от города, а в город. Матвей просидел там полчаса, и за это время в сторону Джамбула проследовали пара повозок, пастух с небольшим стадом. Навстречу им проехал только участковый на мотоцикле. Наконец он увидел Маргариту: на ней было всё тоже узбекское платье и чёрный платок – весь этот наряд ей подарили женщины Эргаша. Из своего укрытия Матвей увидел и то, чего не могла видеть девушка: примерно в четверти километра позади неё неторопливым шагом ехали два всадника в окружении стада овец. По обочине, свесив длинные языки и тяжело дыша плелись две огромные собаки. За стадом присматривали ещё двое – пешие. Именно эти двое привлекли особое внимание молодого человека.
"Это и есть пастухи, – неожиданно осенило Матвея, и он до боли закусил губу. – Что-то мне это не нравится. Я же ей говорил. Да, хорошо, что ему пришло в голову спрятаться».
Матвей не окликнул Маргариту, когда она прошла мимо. Было видно, ей нелегко нести две сумки по такой жаре. Девушка недовольно оглядывалась по сторонам, выискивая приятеля, но тот не попадался ей на глаза. Однако и Матвей не спешил прийти ей на помощь – прежде надо было ближе рассмотреть всадников. Случайность ли, что они следуют за Маргаритой, не приближаясь и не отставая? Когда верховые приблизились, Матвей, с такого расстояния узнал горцев, которые спасли их от погони. Но это ничего не доказывало: они давно не виделись и за это время многое могло измениться. К тому же они высказывали пожелания услужить генералу, поскольку тот был достаточно влиятелен, чтобы дать гораздо больше. Значит, остаётся одно – идти следом за ними, быть начеку и поступать согласно обстоятельствам. Быстро сбежав с крутого склона, Матвей пошёл за преследователями, не выпуская их спины из виду, но уже не страшась, что его обнаружат. Прежнее знакомство давало ему повод говорить с ними накоротке.
Верховые мерно покачивались в сёдлах. Один из них даже подрёмывал, открывая глаза только тогда, когда его кобыла, отмахиваясь хвостом от оводов, сильно била по бокам, доставая и до него. Другому же было о чём подумать. Он относил к случайности то, что наткнулись на беглецов в месте, где их не ожидали. Больше они не собирались их упустить и потому разделились. Двое остались караулить схрон с вещами, и когда девушка забрала сумки, то отправились следом, а двое отправились за молодым человеком в селение.
Горцы никогда не отличались излишней доверчивостью – человек с подобным недостатком недолго удержался бы в диких горных реалиях. И все же их недосмотр в том, что молодые люди улизнули незамеченными, а главное, горцы даже не могли догадаться, как им это удалось, пожалуй, был извинителен. Они за последнюю неделю совсем измучились. Правда, они ехали верхом, но им пришлось сделать немало лишних вылазок, так как нередко сбивались со следа, да и сбор сведений был делом нелёгким. Последний раз, когда они напали на устойчивые признаки следов беглецов, преследователям казалось, дело сделано и настигнуть неуловимых европейцев теперь дело времени. Только замкнув ложный круг, по которому пустил их Матвей они догадались о хитрости, но время было упущено. Поэтому они были утомлены ничуть не меньше Матвея и Маргариты.
Один раз они уже подоспели как раз вовремя, чтобы помочь молодым людям не попасть в руки таранчей – так вовремя, что это могло показаться чудом или, по крайней мере, удивительным везением. «Неблагодарные, – злился на европейцев горец. – Заставить нас впустую бегать целые сутки по горам!» Однако горцы знали, в том не было ни чуда, ни везения. Они подоспели в нужную минуту, потому что уже как неделю наблюдали за селением таранчей, не жалея себя, и потому смогли обдумать и взвесить каждую возможность, на случай если находящиеся в рабстве у таранчей европейцы решат бежать. При мысли о том, что в этот раз они чуть было не потерпели неудачу, всех четверых бросало в дрожь. Вступив в сговор в Чукариным они поставили себя в положение незащищённости, в случае если потерпят неудачу. Слухи о влиятельности, а особенно о мстительности генерала доходили и до их краёв.
И если они пропустили бегство молодых людей из аула, то вовсе не потому, что плохие служаки. Четверо – это всё-таки не армия, размышлял он. У человеческих сил есть предел, и их силы были уже исчерпаны – больше месяца они жили в окрестностях аула.
Злился горец и на Матвея, не понимая за что тот их провёл, если договорились работать на генерала сообща. К тому же, если кому другому показалось бы невероятным, что Матвей мог так легко переметнуться на сторону генерала, горцу это представлялось вполне естественным. Ведь он жил в мире, где почти любой человек охотно пошёл бы на предательство, лишь бы ему за это хорошо заплатили, и он сам, не стал бы связываться с этим
