Сано подъехал к дому Мимаки. Огромный особняк был обнесен необыкновенно высоким забором, виднелась только верхушка крыши, покрытой черепицей. Назвавшись стражнику у ворот по имени и должности, Сано сказал:
— Я бы хотел встретиться с госпожой Отамой.
Стражник переговорил с кем-то за воротами.
— Подождите, пожалуйста, вашу просьбу передадут господину Мимаки, — сообщил он Сано. Тот спешился.
История Мимаки и Отамы закончилась следующим образом. «Водяная лилия» погибла от пожара. Надзиратель отослал семью за город и взял Отаму в дом в качестве наложницы. Говорят, он обращается с ней, как с императрицей, выполняя малейшую прихоть. Домашней работой она не занимается, все делают слуги. Желая, чтобы она радовала своей красотой только его, Мимаки избегает общества. Если приходит посетитель, которого нельзя не принять, он закрывает наложницу от посторонних глаз ширмой. История великой любви завершилась счастливо, внимание публики переключилось на другие вопросы. Сано многие годы ничего не слышал об Отаме. Он прохаживался перед воротами, гадая, как она выглядит сейчас, и удивляясь, что по странному велению судьбы ее имя всплыло на поверхность в связи с убийствами. И кто мог подумать, что в ее жилах течет кровь великого воина, генерала Фудзивары!
Ворота открылись. Служанка средних лет, вероятно, экономка, поклонилась Сано:
— Пожалуйста, идите за мной.
У дверей особняка Сано оставил мечи. Однако в дом не вошел: экономка повернула на тропинку вдоль здания. Они миновали ворота, и Сано оказался в саду, самом необычном из всех ранее виденных. Гравиевые дорожки огибали традиционные валуны, сосны и цветущие вишни, на этом сходство с типичным японским садом кончалось. От нежных серых ветвей сирени с пурпурными шапками цветов распространялся сладкий аромат. Жасмин и жимолость заслоняли изгородь и веранду. Бессчетные колокольчики позванивали в ветвях красных кленов. Птицы суетились в специальных деревянных домиках на сливовых деревьях. Красный карп плескался в небольшом пруду. На берегу стоял чудной стул, вроде тех, что Сано видел на картинах в жилищах голландских торговцев в Дэшиме, только у этого к ножкам были приделаны деревянные колеса. Подле клумбы с ароматной мятой седовласый самурай в черном кимоно, стоя на коленях, орудовал маленькой лопатой.
Экономка подвела к нему Сано:
— Господин Мимаки, пришел сёсакан Сано.
Мимаки поднялся. Они обменялись приветственными поклонами. Мимаки, человек лет шестидесяти, вовсе не походил на пылкого любовника наложницы, которая годилась ему в дочери. Человек вполне ординарной наружности, внешние уголки глаз опущены вниз, полные щеки, узкие губы, проваленный рот. Загар и испачканные землей руки придают ему сходство с крестьянином.
— Насколько я понимаю, вы хотите видеть Отаму по официальному делу, — сказал Мимаки. В суровом тоне не было и следа ревности.
— Совершенно правильно.
— Наедине?
Сано подтвердил:
— Да. Пожалуйста.
Настороженный допрос вкупе с крестьянским видом полностью соответствовал представлениям Сано о человеке, совершенно ушедшем в личную жизнь и не желавшем пускать в нее посторонних.
Против ожидания Мимаки уступил просьбе, вероятно, не счел сёсекана соперником:
— Хорошо. — Он повернулся к экономке. — Приготовь госпожу Отаму к приему посетителя.
Экономка поспешила в дом. Мимаки и Сано не торопясь последовали за ней.
— Вы можете говорить с госпожой Отама, соблюдая следующие условия, — сказал Мимаки, когда они шли по коридору. — Вы будете стоять не менее чем в десяти шагах от ширмы. Если попытаетесь убрать ширму или зайти за нее, я убью вас. Понятно?
Изумленный угрозой, произнесенной будничным голосом, Сано лишь кивнул в знак согласия.
При приближении мужчин дверь распахнулась. Экономка с поклоном пропустила их в комнату, где, кроме большой ширмы (бумажные панели в форме алмазов, обрамленные тонкими рейками), ничего не было. На ширме лежала размытая тень человеческой фигуры.
Сано опустился на колени в обусловленном месте. Мимаки удалился за ширму. На полупрозрачной панели появились две тени. Сано уловил шепот. Вышел Мимаки из-за ширмы неузнаваемым. Глаза сияют, губы расплываются в улыбке, радостной, нежной и таинственной. Миг спустя к смотрителю вернулась прежняя суровость:
— Помните, что я вам сказал. — Мимаки покинул комнату.
Сано, не зная, с чего начать допрос незримого подозреваемого, замешкался. Как он определит, что Отама говорит правду?
— Для меня большая честь и удовольствие познакомиться с вами, сёсакан-сама, — произнес высокий мелодичный голос.
Сано еще не слышал такого. Звук лился, как песня, отдаваясь в душе и согревая ее. Несмотря на серьезность миссии, Сано улыбнулся. Даже недавно расставшись с Аои, будучи абсолютно уверенным в своих чувствах, Сано не мог остаться безразличным к очарованию Отамы. Должно быть, немало мужчин влюблялось в нее, едва заслышав голос.
— Польщен возможностью встретиться с вами, — со всей искренностью ответил Сано.
Служанка поставила перед ним чай и печенье.
— Чувствуйте себя как дома, — предложила Отама. — И пусть правила Мимаки-сан вас не смущают. Он и не думает никого оскорблять, просто чрезмерно меня опекает. К тому же, судя по вашему голосу, вы благородный и порядочный человек.
В интонации сквозила симпатия к хозяину. Пробивалась и некоторая игривость, но ей, заподозрил Сано, удостоился бы любой мужчина. Мимаки нет нужды бояться потерять наложницу. Похоже, потому он и разрешил беседу. Для чего тогда ширма, угрозы?
— Не приди вы сегодня, я сама пригласила бы вас, — сказала Отама. — Мне известно о ваших блестящих дарованиях. Кроме того, у меня для вас есть важное сообщение.
— Сообщение? — переспросил Сано, давая себе время оправиться от ошеломительного приема, у других подозреваемых он встречал совсем иное. Сано поднял чашку и пригубил чай.
— Я люблю покой и уединение и обычно не интересуюсь тем, что происходит за пределами особняка, — сказала Отама. — Моя жизнь — это мой милый Мимаки. Но я с большой тревогой слежу за этими ужасными убийствами. После первого и второго у меня родились смутные догадки, но после третьего, убийства монаха, все сложилось в четкую картину. Я поняла, что должна рассказать вам правду, Сёсакан-сама, простите меня за дерзость, не подобающую женщине. Я не знаю имени охотника за бундори, но знаю, почему он убивает. Им может быть один из трех человек.
— Кто эти люди? — Сано затаил дыхание, борясь с нетерпением. Для подозреваемой в убийстве она слишком откровенна. Не выдумывает ли она, защищаясь от обвинения? Вот бы увидеть ее лицо!
Он попытался проникнуть взглядом через ширму, но различил лишь силуэт головы с высокой прической да нечто, напоминающее груду подушек. Возможно, лицо и тело округлились от возраста, кожа и волосы утратили шелковистость, но голос!.. Наверняка она сохранила свежесть и живость молодости. Хозяин прячет ее, значит, она до сих пор прекрасна. Вот бы увидеть!
