с ней повидаться. Ну, не хочет она, чтобы кто-то знал, что жива осталась и стала калекой! Сказала, что на станции поругалась с Игнатом, и сама прыгнула под поезд. А он ее пытался остановить". Павел мучался:
— Сказать или нет? Нет, я подожду пока, — решил он, — позже, может… А может, и не скажу. Игнат ведь после нее семью имел, ребенка, зачем ему лишние тревожные воспоминания, пусть вычеркнет Настю из памяти, хороший парень. Столько лет с ним работали вместе. Ну, дела проворачивали не вполне законные. Потом разбежались. А сейчас, вот она ирония! Опять вместе в одном бизнесе, судьба! И Игнат вроде начальство! Нет, пока не скажу, посмотрю, что он расскажет. Налили по первой, по второй и по третьей. В помутневшей голове Павла боролись мысли:
— Да нет, здесь не скажу, потом, когда, пойду провожать. Даже родная сестра, жена моя про сестру ничего не знает. Настя не хочет, чтобы видели ее искалеченной. Как же так? Марийке не сказал, а Игнату да, нехорошо получается, жена не простит! Нет уж, потом, потом, — сразу отпустило.
А то, мысль рассказать застыла сердечной болью. "Ой! Что-то опять закололо проклятое, да, пить надо меньше, а то загоню себя туда, откуда не возвращаются, в могилу. А жена проклянет за тайну, что душу изводит! И цветы на могилку не принесет, дождешься у нее!" Пьяная слеза быстро-быстро пронеслась по щеке и попала в рот. "Тьфу!" Павел сплюнул на пол, чего церемонится! "А вот расскажу, посмотрю на реакцию обоих! Ха-Ха!" Он уже не владел собой и язык готов был исторгнуть тайну, которую ему доверили. А избавиться от нее уже давно собирался. Да с какой стати он должен молчать? Кто ему Настя? Бог? Царь?
А Игнат все время молчал. Ни о чем рассказывать не собирался. "Что рассказывать, про дела? Так Павел сам на этом зубы съел, неинтересно. О своей трагедии личной? Таня, дети. Нет, не стоит".
Он только сказал:
— А знаете, мою дочку, мою крошечку, назвал Настей, в память о… — Его голос дрогнул, он не договорил, только сильно ударил по столу кулаком. Тарелки подпрыгнули, а бутыль самогона, наполовину выпитая к тому времени, неожиданно заколебалась и упала. Из опрокинутой посудины полилась по скатерти мутноватая жидкость. Марийка молча встала и принесла салфетки, чтобы вытереть.
Решение созрело немедленно. "Значит, он сестру любил все таки. А под поезд от ревности, наверное, столкнул. Что так убивается, глаза виновато бегают, боится на меня взглянуть? Не иначе, он виновник, он убийца. Совесть ему спокойно спать не дает! Испoганил жизнь сестре! Зачем я только согласилась тогда на его план? Куда привела эта их любовь? Ни детей, ни семьи — ничего не дал Насте. Только я, да моя тетя, царствие ей небесное, любили ее всякую. Даже когда Анастасия бордель в Киеве открыла (от знакомых узнала), все равно… родная она. А этот? Нет! Он отсюда живым не выйдет! Я все начала много лет назад, я и закончу!" Aлкоголь ударил в голову Марианны: "Все правильно!" Чувство вины перед сестрой изводило ее долгие годы. Она хотела положить конец длинной истории: "Как говорится — на ловца и зверь идет! Сам пришел за приговором! У Павла есть пистолет, дождаться только, пока он заснет. Недолго уж осталось! Потом, словно сквозь туман, Марийка с удивлением услышала историю о встрече Игната с ее родителями, как тот взял их к себе в дом. Женщина всплакнула, узнав о страшной гибели в огне: «Вот, значит, хотел перед Настей вину искупить. Родителей наших пригрел. Сволочь! Да только к каким последствиям привела его забота? Несчастья от него! Одни несчастья!» Все молча выпили за память родителей. Чувство жалости закралось в душу: «А вдруг, невиновен? Что, если убью невиновного? Нет. Его выдают глаза. Пустые, жестокие, виноватые! Павлик тем временем, уже хватил свою дозу и заснул прямо за столом.
Помоги, — попросила Марийка Игната. Вместе они дотащили его до кровати в глубине комнаты. Случайно коснувшись Игната, Марианка вздрогнула — почувствовала тугой комок мышц, словно налитых железом. Ее Павлик был значительно старше и давно потерял форму, злоупотребляя алкоголем. А Игнат выглядел вполне молодо, несмотря на тонкую паутину седых волос, опутавших голову. Да и черты лица Игната сохранили былую красоту, мелкие морщинки вокруг глаз только добавляли сексуальности. Марианка прикусила губу, от внезапно охватившего ее желания. — Как можно? Это муж ее сестры! Возможно, убийца! — стремительно проносилось в голове. Однако желание мужского тела, крепкого, горячего просыпалось в ней с огромной силой. Марианка боролась с собой, былые увлечения, страсти закипали в ее изголодавшемся теле Игнат же вернулся за стол и налил себе еще. — Будешь? — предложил он Марийке. — Да, — села она рядом с мужчиной. Осушив стакан залпом, Марианка развернула к себе лицо Игната, впилась долгим поцелуем. Игнат опешил от подобного жеста. Марийка так напоминала Настю, даже этот поцелуй, и тот был похож на поцелуй жены. Внезапный, без подготовки, как змея ужалила! Руки мужчины, потерявшего самообладание, сами потянулись к женскому телу. Марийка перебралась на колени к гостю. Прикосновения крепких и одновременно нежных рук сводили с ума, заставляли забыть о том, что недавно она собиралась его убить. Пальцы мужчины заскользили по низу живота.
— Пусть, — билось пульсом, — я не могу оторваться от этого самца. Тюхтя муж еще свое получит, когда проспится. Как я понимаю Настю, что сходила по нему с ума, как женщина. Он считает ее мертвой, значит я для него сейчас заменяю сестру. Как же это соблазнительно почувствовать на себе их сумаcшедшую любовь! Марийка стонала и извивалась от удовольствия, а Игнат действительно видел перед глазами только Настю. Это ее тело он целовал, ее губы, волосы, чувствовал ее запах. Все такое родное, такое манящее! В порыве страсти, любовники смели со стола всю посуду, что рассыпалась вокруг них мелкими осколками. Они даже не догадались, что одежда стесняет их, продолжая оставаться одетыми. Кусочки битого стекла впились Игнату в шею, спину. Марианка, которая когда-то вырвалась из Сатанинской секты, увидев кровь, просто обезумела. Превозмогая отвращение, впилась в открытую ранку, с наслаждением облизывая кровь. Продолжая извиваться на мужчине, Марийка стонала и рычала от звериного чувства, овладевшего сознанием. Былая практика вампиризма накрыла ее с новой силой. Она уже не просто пила, а вытягивала из слабеющего Игната драгоценные капли жизни. В ее сознании всплыли вечера у сатанистов
