– У вас нет ничего, доказывающего, что Крис Гейл не совершал этого преступления, в то время как у меня были свидетели и заключение судебно-медицинской экспертизы.
– Все свидетели так или иначе связаны с Терри Джеймсом. Большинство из них непосредственно подчинялось ему по работе. Кровь на ботинках Гейла не доказывает ничего, поскольку никто и не отрицает, что Крис был на улице с Натаном. Мать Натана Клеменса считает, что вам было известно о том, что за убийством стоит Терри Джеймс.
– Вы с ней разговаривали?
– Я вчера встречался с ней.
Некоторое время стояла тишина, Кинч шумно расхаживал по комнате. Нику захотелось рассмеяться. Инспектор выглядел настолько скучным и самодовольным, что просто грех было над ним не посмеяться: «У вас ширинка расстегнута. Шутка!» Ник постарался не улыбнуться, представив себе его реакцию. Кинч встал напротив Ника, упершись руками в стол.
– Да что вы за люди такие? Мы стараемся упрятать преступников, а вы стремитесь вытащить их обратно. Но если что-то случается с вами самими, вы с воплями прибегаете к нам. Если бы убили кого-то из ваших родственников, вы быстренько пришли бы сюда и потребовали отчета о наших действиях. Во всех других случаях вас больше заботит преступник, чем его жертва…
Этот рефрен был так хорошо знаком Нику, что ему было скучно выслушивать его еще раз. Он слышал его от полицейских, от политиков, от возмущенных граждан, участвовавших в телепередачах, и даже от собственного отца во время одного спора. Когда возникал подобный разговор, его так и подмывало объявить, что его не очень интересуют ни преступник, ни жертва.
– Вы сказали, что разговаривали с миссис Клеменс, – продолжал Кинч, неодобрительно глядя на Ника. – А спросите у нее, так ли она огорчена тем, что Крис Гейл сидит в тюрьме?
– Кажется, вы не понимаете, – сухо ответил Ник. – Я целиком за то, чтобы преступники сидели в тюрьме, если они действительно совершили то преступление, за которое осуждены. И миссис Клеменс не имеет к этому никакого отношения. Я полагаю, что в задачи нашего правосудия не входит отправка в тюрьму одних людей для того, чтобы доставить радость другим.
– А знаете, что там было раньше? – задал вопрос Кинч, неожиданно для Ника изменив свой курс. – Зона боевых действий. Бейрут. А как все изменилось. Небо и земля. С Криса Гейла все только началось. Вы знаете, какой победой стало сотрудничество с ними, которого мы добились?
– После того, как Терри Джеймс установил там свои порядки?
Кинч посмотрел на Ника.
– Конечно, вы можете насмехаться…
– Я не насмехаюсь. Просто тот порядок, который вас так радует, основывается на преступной деятельности. Я думаю, вы прекрасно знаете, что Джеймс контролирует торговлю наркотиками в этом клубе.
– Я не стану это комментировать. Но даже если это так, я все же хочу, чтобы вы сравнили ситуацию с той, которая была там несколько лет назад. Даже если то, что вы говорите, правда – у меня нет представления, так это или не так, – допустим, что мы устраиваем там облаву. Джеймса мы точно не схватим за руку, да, скорее всего, и его людей тоже. Хозяин зелья где-нибудь его припрячет, и будет очень трудно доказать, кому оно принадлежит. В лучшем случае мы схватим несколько клиентов за хранение и заметем каких-нибудь мелких торговцев. И чего мы добьемся? Возврата к хаосу, царившему там несколько лет назад? Подумайте об этом.
Нику стало ясно, что, по мнению Кинча, он просто не до конца во всем разобрался. Для Кинча Ник был не только либералом, который больше заботился о преступниках, чем о жертвах, но также и наивным дурачком, не понимавшим, как устроен мир и какие компромиссы требуются для достижения более высокой цели. Между Кинчем и Джеймсом могло не быть прямой связи – денежных отношений, но между ними существовало взаимопонимание, которого, как отчетливо видел Кинч, не было между ним и журналистом. Он прямо-таки старался, чтобы Ник понял.
– Послушайте, – сказал Ник, – мне ваша мысль совершенно ясна. Но моя задача в таких ситуациях состоит в том, чтобы попытаться найти истину. Меня не очень интересует, кто там руководит торговлей наркотиками, поскольку не это главное. Дело в том, что я не верю в историю, повествующую, как Крис Гейл вышел за рамки допустимого с Натаном Клеменсом из-за того, что тот приставал к девушке, которая случайно оказалась подружкой Терри Джеймса. Думаю, что вы тоже в нее не верите.
– Но ведь присяжные решили, что все так и было.
– Ваша вера в жюри присяжных меня очень трогает. Предполагаю, что ваша позиция не изменится, когда они отпустят преступника, виновность которого не вызывает у вас сомнений.
– Хорошо. – Кинч по-прежнему опирался на стол перед Ником и зло смотрел на собеседника. – Только будь осторожен, сынок. На твоем месте я бы хорошенько подумал о своих дальнейших шагах.
– Надеюсь, это не угроза? – спросил Ник. Кинч рассмеялся.
– Какая ерунда. Зачем мне угрожать вам? И неужели вы думаете, что я на это способен? Просто вы суете свой нос в чужие дела, и может случиться так, что вам его… – Кинч довольно художественного издал громкий щелчок, как бы изображая крокодила, – …откусят. Особенно если это такие сложные дела, как у нашего друга Терри Джеймса. Но решать вам. Мы живем в свободной стране.
Ник поднялся, собравшись уходить.
– Еще раз спасибо за время, которое вы мне уделили.
Кинч саркастически усмехнулся и не счел нужным ответить.
В сквере Блумсбери было полно народа, наслаждавшегося солнцем. День клонился к вечеру. Одни прогуливались с мороженым, другие уселись кружками на траве. Некоторые в мрачном одиночестве предавались на парковых скамейках размышлениям. Мужчины, одетые в костюмы, ослабили галстуки и разглядывали женщин в легких летних платьях. Стайки иностранных студентов смеялись и заигрывали с девушками. Солнце сделало город более добрым, демократичным и непринужденным; все было проникнуто миром и дружелюбием. Вокруг сквера высились дома с террасами и голубыми мемориальными досками, свидетельствующими о прежних поколениях именитых лондонцев, также сидевших или гулявших здесь, бывших на этом самом месте, видевших те же здания, которые сейчас видел Ник, и подставлявших свои лица приятному теплу раннего лета.
Ник пришел раньше, чем нужно. Он присел на садовую скамейку и отпугнул противных голубей, начавших собираться вокруг него в ожидании хлебных крошек. Эти важно вышагивающие паразиты вызывали у него подлинное отвращение – птицы, проводившие больше времени на земле, чем в воздухе, с глазами-бусинками и выпяченной грудью, как будто им есть чем гордиться. А может быть, и есть; в конце концов, они совершенные обитатели города, хорошо приспособившиеся, наряду с тараканами и крысами, к непростым городским условиям, роющиеся во всякой всячине.
Ник представил себе Криса Гейла в тюремной камере. Затем он подумал о том, что делает в данный момент Джоан Салливан и чем занята Кейтлин – отстаивает интересы какой-нибудь жертвы бюрократизма или легко скользит кролем но глади бассейна, регулярно поворачивая голову, чтобы ухватить ртом воздух? Никто не знал, где Ник в этот момент находился. У него было несколько минут, чтобы насладиться полным одиночеством и независимостью. Как раз когда он размышлял об этой удаче, у него зазвонил мобильный телефон. Ник вздохнул, вынул аппарат и несколько секунд разглядывал его, как это делал со своим телефоном Джордж Ламиди, когда они впервые встретились. Звонил НВ.
