— Я имел в виду твою просьбу.
Она, должно быть, многому научилась, мелькнуло у нее в голове, раз он так быстро сдался.
— Я ждала, что мне понадобятся еще какие-то уловки, — призналась она. Лучше бы она так и сделала, независимо от того, что он сейчас спросит.
Он внимательно на нее посмотрел.
— Я многого хочу от тебя, но не хочу, чтобы ты во всем со мной соглашалась. Что бы ты ни попросила, ты это получишь. Нет необходимости стремиться доставлять мне удовольствие только потому, что я этого хочу.
— Ты даже не знаешь, о чем я хочу тебя просить.
Он кивнул. Она обняла его и поцеловала.
— Мне необычайно повезло, что мне достался муж, который готов согласиться со мной во всем, если ему доставить удовольствие.
В ответ на это она получила жаркий поцелуй и объятие такой силы, что чуть не задохнулась.
— Прикоснись ко мне опять, — пробормотал он ей на ухо.
Она с готовностью выполнила его просьбу.
— Это все, о чем ты хотел меня попросить?
— Нет, не все.
— Что же?
— Твой рот, если захочешь.
Смысла в этой просьбе как бы не было, но она поняла.
— Звучит как-то постыдно.
— Некоторые считают именно так. Ты шокирована. — Он поцеловал ее. — Забудь. Давай ляжем в постель.
Он поднял ее на руки, отнес в свою комнату и положил на кровать. Она ждала, пока он прикрутит лампу, обдумывая его просьбу.
— Может… — начала она.
— Может?
— Леди делают такое?
Он лег рядом.
— Думаю, что не все. Некоторые.
— Те, что участвуют в оргиях?
— Не только. Забудь об этом. Мне следовало подождать лет пять, прежде чем вообще это предлагать.
— Через пять лет такое предложение, возможно, показалось бы мне забавным. По-моему, оно относится к разряду тех, о которых говорят «куй железо, пока горячо».
— Именно так я и подумал, но…
— Меня не только удивила странность этого предложения. Я колеблюсь, потому что… — Она бросила взгляд на предмет их дискуссии. — Мне кажется, что твое предложение имело бы смысл и было бы менее странным, если бы я знала, что он приятный на вкус.
Он прикрыл глаза рукой и рассмеялся.
— Ничем не могу тебе помочь. Я не знаю.
— А у тебя есть какое-нибудь вино?
Он взглянул на нее с удивлением.
— Есть портвейн.
— Мне нравится портвейн.
Он тут же вскочил и вернулся с бокалом и графином с вином. Она отпила глоток и указала ему на постель. Он снова лег.
Она пролила несколько капель вина на его грудь и пах, а потом постаралась как следует облить нужную ей часть тела. Немного вина при этом пролилось на простыни.
— О Боже. Драммонду это не понравится.
— К черту Драммонда.
Он хотел ее схватить, но она оттолкнула его руки.
— Не двигайся. Я не хочу испачкаться в этом портвейне, да и жемчуг может пострадать. Лежи тихо и надейся, что я все сделаю правильно, прежде чем струшу.
Он заложил руки за голову.
— Что бы ты ни сделала, я переживу.
Однако он храбрец, подумала Верити. Она встала на четвереньки и, опустив голову, стала слизывать вино с его груди. Кажется, ему понравилось. Ее язык спускался все ниже и достиг низа живота. Когда она добралась до торчащей плоти, лизать ее показалось ей обычным делом. Ее язык порхал, а Хоксуэлл пришел в состояние полной эйфории.
Он обречен.
Эта мысль пришла в голову Хоксуэллу, когда он — в блаженно-расслабленном состоянии — держал Верити в своих объятиях.
Обречен. Сейчас ему это было все равно. Но даже после самых страстных ласк он не мог не думать о том, что ему необходимо знать правду.
Его немного утешало то, что он никоим образом не заставлял Верити экспериментировать. Он пообещал выполнить любую ее просьбу перед тем, как она дала свое согласие.
Но это могло быть… все, что угодно.
Хуже того. Он был совершенно уверен, что она почувствовала свою силу и знает теперь, как получить все, что захочет. Снова и снова, и так до конца своих дней.
Он не мог отделаться от ощущения, будто только что уступил в борьбе, которую он, сам не понимая почему, вел.
Она не спала, но была по-своему удовлетворена. Но не так, как он хотел бы. Как ему было нужно. Когда он придет в себя, он об этом позаботится. Его тело уже было почти готово.
Он потрогал ожерелье, восхитившись мягким свечением жемчужин на ее прелестной груди.
— Ну и какое же одолжение? Какова просьба?
Прикусив нижнюю губу, она следила за движением его пальцев из-под полуопущенных век.
— Ты не должен выполнять свое обещание. Оно было дано под моим давлением.
— Я не был обманут, и мне не нужны оправдания. Говори, что это.
— Мне нужна твоя помощь. Ты лорд. Ты знаком со многими людьми и можешь получить ответы там, где не могу я. Помоги мне узнать, что случилось с сыном Кэти.
— С Майклом.
— Да.
— Ты хочешь, чтобы я нашел Майкла.
Он не рассердился, но настроение испортилось, а блаженство улетучилось. Конечно, она хочет узнать, что случилось, уверял он себя. Это ничего не значило. Этот Майкл не был соперником.
Но другой голос, прозвучавший из глубины души, напомнил ему, что она была рождена для Майкла или для такого мужчины, как он, и что на самом деле она никогда не хотела графа Хоксуэлла.
Однако самым странным, самым невыносимым и даже самым удивительным было то, как печально звучал этот внутренний голос, будто признавая правду, скрывавшуюся за наслаждением, каким бы восхитительным оно ни было.
Это признание самому себе вызвало в нем гнев и боль. Он смотрел на жемчужины, на белизну ее кожи, на ее тонкий профиль и понимал, что малютка Верити Томпсон, дочь металлурга, украла его сердце и он обречен любить ее. Понапрасну.
Обречен.
— Все равно, будет ли новость плохой или хороший, я хочу знать, что с ним случилось. Даже если окажется, что он мертв.
— А если он жив? Что тогда? Ты захочешь, чтобы я помог ему выйти на свободу? Или привезти его обратно в Олдбери?
Гнев уже перерос в ярость и был готов вырваться наружу, чтобы заглушить печаль, свинцовой тяжестью навалившуюся на грудь.
Она повернулась к нему лицом.
— Мне жаль, что я об этом попросила. Но дело не просто в Майкле… Я думаю, что многих постигла та же участь. — Она рассказала ему о странной теории Бертрама, Клебери и других — возможно, и Олбрайтона, — приводившей к тому, что пропадали люди. Закончив рассказ, она поцеловала его. — У меня, конечно, нет доказательств. Я знаю, что нечестно просить тебя.
