отца! Конечно, он должен был злиться! Если бы он не злился, он не был бы человеком!
В дверях раздаются шаги. Себастьян стоит и смотрит на меня, в его руках совок для мусора, а глаза потемнели. Я знаю, что должна замолчать, но не могу. Я чувствую себя охваченной пламенем. Еще когда я была в приюте, я видела сотни детей, которых бросили родители. Родители, которые обещали навещать их по выходным, но никогда не приходили. Родители, которые обещали погулять с детьми на их дни рождения, а потом в последнюю минуту отменяли встречу. Родители, которые клялись, что по-прежнему любят своих детей, но относились к ним как к неудобствам.
И это несправедливо.
Эллен смотрит на меня.
— Не смей так со мной разговаривать! Ты понятия не имеешь, каким он был…
Я прерываю ее.
— Я знаю, что он был ребенком, и знаю, что вы наказывали его за его эмоции. Наказывали так сильно, что он до сих пор боится что-то чувствовать. Ради всего святого, у него практически случился приступ паники, когда я попросила его помочь ребенку отрыгнуть. Вы заставили его поверить, что он какой-то монстр, в то время как на самом деле это вы обращались с ним как с дерьмом. Себастьян — идеальный отец для Ками. Он умеет адаптироваться, быть любящим и нежным с ней. Он не плохой родитель. Единственный плохой родитель здесь — это вы.
Я прерываюсь, тяжело дыша.
Но никто не говорит ни слова. Лица Стива и Эллен застыли. Себастьян прислонился к дверной раме, словно она нужна ему, чтобы удержаться на ногах. В центре всего этого Ками заснула с картофельным пюре на щеках.
Проходит несколько секунд, и меня охватывает смущение. Что, черт возьми, со мной не так? Эта поездка была направлена на установление отношений между Ками и ее бабушкой и дедушкой, а я все испортила. Я все испортила.
В груди вдруг стало слишком тесно. Мои щеки горят. Горло распухло. Мне нужно убираться отсюда.
Я делаю шаг назад, едва не споткнувшись, потому что моя нога зацепилась за ножку стула.
— Я… Не подскажете, где у вас ванная? — лепечу я.
ГЛАВА 43
СЕБАСТЬЯН
Стив первым нарушает молчание.
— Наверху, — бормочет он, наливая себе еще вина. — Первая дверь слева.
— Спасибо, — пищит Бет, поворачивается и выбегает из комнаты. Я слушаю, как удаляются ее шаги. Ее слова эхом отдаются в моей голове, повторяясь вновь и вновь.
— Что ж… — говорит моя мама, прижимая салфетку к губам. — Думаю, тебе нужны советы по поиску хорошей няни.
Я ничего не говорю. Мое сердце колотится в груди. Я медленно поворачиваюсь к Стиву и смотрю, как он ест.
Раньше я ненавидел этого человека каждой частичкой своего тела. За то, что он испортил мою семью. За то, что настроил мою мать против меня. Я ненавидел его так сильно, что даже почти никогда не разговаривал с ним. Всякий раз, когда я возвращался домой из лагеря, мы просто игнорировали друг друга.
Теперь я понимаю, что мне стоило поговорить с ним.
Единственное, что можно сказать о моем отчиме: он никогда не лжет. Он самый прямолинейный человек, которого я когда-либо встречал. Все, что его действительно волнует, это работа и акции. Его не волнуют попытки найти общий язык с людьми. Если ты задаешь ему вопрос, он либо пропускает его мимо ушей, либо отвечает прямо.
— Это правда? — спрашиваю я. — Ты хотел убрать меня с пути?
Он опускает бокал с вином.
— Перед тем как жениться на Эллен, я сказал ей, что мне нужна жена, а не проблемный ребенок. Я не хотел, чтобы ты крутился по дому. Я не хотел каждый день приходить домой с работы к какому-то раздраженному подростку, который копошится вокруг и ненавидит меня.
Я медленно киваю.
— Спасибо.
Он пожимает плечами, откусывая еще кусочек курицы. У мамы открывается рот.
— Стивен! Не говори так!
Он закатывает глаза.
— Он уже мужчина, Эллен. Он способен сам увидеть правду. Нет смысла лгать ему. Перестань оправдываться за то, что ты сделала двадцать лет назад, и двигайся дальше.
— Но…
— Он прав, — говорю я ей. — Если бы ты хотела заступиться за меня, ты должна была сделать это, когда я был еще ребенком. — Я перевожу взгляд на Стива. — И что? Терапия, военный лагерь — все это было только для того, чтобы убрать меня с твоего пути? Разве нельзя было отправить меня в интернат или еще куда-нибудь?
Он откусывает еще один кусочек картофеля.
— Это была ее идея, — бормочет он. — Я сказал ей, что если ты еще раз ударишь меня, я уйду от нее. Она подумала, что лагерь для новобранцев подействует.
— Стивен! — шипит моя мама. — Что, черт возьми, ты говоришь? — Она поворачивается ко мне. — Я всегда старалась для тебя, Себастьян.
— Ты выбрала своего парня вместо меня, — заметил я. — Если это и было твоим старанием, то оно было весьма дерьмовым. — Я смотрю вниз на Ками. Она дремлет на своем стульчике. Я глажу волосы, прилипшие к ее влажной щеке, и она сжимает мой палец, не открывая глаз.
— Хочешь поспать? — спрашиваю я, вставая и осторожно поднимая ее со стульчика. Она плюхается мне на плечо, делая крошечные вдохи на моей шее, пока я несу ее в гостиную. Бет взяла с собой складную кроватку, поэтому я усаживаю ее в автокресло, пока достаю ее из сумки. Когда я устанавливаю ее, в моей голове вспыхивает воспоминание. Я вспоминаю разговор с сержантом, который состоялся у меня в первый год обучения в лагере. Он позвал меня в свой кабинет после ужина и усадил напротив себя. Я откидываюсь на спинку стула, хмурясь при воспоминании.
* * *
— Какого хрена ты здесь делаешь, Брайт? — раздраженно кричит сержант Карсон, глядя на меня из-за стола.
Я уставился на него.
— Вы позвали меня сюда, сэр.
Он нетерпеливо хмыкает.
— Не в моем кабинете. Какого. Хрена. Ты. Здесь. Делаешь? — повторяет он. Я не знаю, что сказать, поэтому держу рот на замке. Он устало вздыхает. — Это учреждение для коррекции поведения. С того самого дня, как ты сюда попал, ты придерживал двери, говорил «пожалуйста» и «спасибо» и улыбался буфетчице. У нас дети находятся здесь годами, и большинство из них не выходят такими вежливыми и воспитанными, каким был ты в свой первый день. Поэтому я хочу знать, какого черта твои мама и папа отправили тебя сюда?
Я шаркаю ботинком по полу.
— Я жестокий, — бормочу я.
— Тебе двенадцать. Что ты
