Сказанное совершенно не означает, что вложение денег в подобные игры влекло за собой безусловное и равное для всех обогащение. Как и всякие инвестиции, обещающие скорую прибыль, эти операции содержали известную долю риска. Для успешного ведения дела было необходимо продать за приличную сумму первое построенное в данном районе здание при условии, что его новые владельцы или съемщики привнесут в район атмосферу избранности и утонченности, столь притягательные для людского рода. Порой упоминание какой-нибудь известнейшей фамилии уже само по себе служило гарантией повышения или, наоборот, падения престижности целого района, как это произошло в случае с семьей Гатунес, которая имела, скорее всего, вымышленное имя и приехала сюда из провинции Ла-Манча. Однако никому так и не удалось выяснить, чем занимались, точнее, чем перестали заниматься к тому времени ее многочисленные члены. Достоверно известно лишь одно: с появлением этой семьи спрос на жилье в соседних домах резко снизился, а потом и прекратился совсем. Так как владельцы, заинтересованные в продаже соседних зданий, не смогли помешать Гатунесам ни вселиться, ни аннулировать договор о продаже, они должны были либо возместить Гатунесам стоимость жилья с тем, чтобы они переехали в другой район, либо выкупить у них это жилье за ту сумму, какую им заблагорассудится назвать. Прямо противоположное случилось с несколькими пожилыми парами, приехавшими из-за границы, а именно с экс-консулами, представлявшими в Барселоне некие могущественные страны. А могло быть и так: внезапно исчезала приманка, стимулировавшая приток населения в какой-нибудь квартал в ущерб соседним, – например, сами собой иссякали подземные воды, или железнодорожная компания, обещавшая протянуть в ближайшем будущем ветку до того или иного района, вдруг изменяла свое намерение и оставляла уже заселенные дома в полной изоляции от остального мира. На этом терялись целые состояния. Так как одни причины были случайными, а другие имели злонамеренный характер, то обладание быстрой и достоверной информацией имело исключительное значение. Что касается факторов случайности, то с ними ничего нельзя было поделать, хотя находились и такие, кто в ослеплении алчностью пытался проникнуть в таинства природы. Легковерные горожане обычно попадали в лапы липовых знатоков подземных вод и других мошенников, которые обманными путями приводили их к финансовому краху. Вокруг любителей быстрого обогащения крутилась масса жуликов, якобы имевших друзей или родственников в какой-нибудь строительной компании, муниципалитете или городском совете; этим жуликам давали огромные взятки в обмен на разного рода байки и откровенное вранье. В сентябре 1897 года на этот теневой рынок, полный ловушек и коварных ухищрений, с присущей ему осторожностью проник Онофре Боувила.
Денег, вырученных под заклад фамильных земель, хватило лишь на то, чтобы приобрести небольшой участок в неприглядном месте, явно лишенном какой бы то ни было перспективы, а потому непривлекательном для покупателей. Как только Онофре ухватил его своими цепкими руками, то тут же выставил на торги.
– Уж и не знаю, кто купит у тебя эту пакость? – усомнился дон Умберт Фига-и-Морера, у которого Онофре учтиво спросил совета. Надо сказать, дону Умберту случалось и прежде давать ему рекомендации, но Онофре не последовал ни одной из них.
– Потом посмотрим, – уклончиво ответил он.
Прошло шесть недель, и откликнулся только один потенциальный покупатель, предложивший ему такую же сумму, которая была затрачена на покупку участка. Онофре Боувила презрительно сморщил нос.
– Сеньор, – сказал он потенциальному покупателю, – вы, конечно, решили надо мной подшутить. Эта земля в настоящий момент стоит вчетверо дороже первоначальной стоимости, и цена растет с каждым днем. Если у вас нет более стоящего предложения, то прошу вас более не отнимать у меня время.
Тогда потенциальный покупатель, сбитый с толку подобным апломбом, немного поднял цену. Онофре рассвирепел; он призвал Эфрена Кастелса и приказал прогнать потенциального покупателя взашей. После взбучки претендент задумался: а вдруг сказанное Онофре окажется правдой? «Скорее всего, – предположил он, – эта убогая земля действительно по какой-то неизвестной мне причине может стоить именно столько, сколько он сказал». И тут же осторожно навел справки. Услышанное моментально стряхнуло с него оцепенение: общество с ограниченной ответственностью, торговый дом «Наследники Рамона Морфема», приобрело соседний с владением Онофре Боувилы участок, более того – оно намеревалось в годичный срок перенести туда свой кондитерский цех и все службы. «Проклятие, – сказал он себе, – этот прощелыга успел все разнюхать и поэтому не хочет продавать участок по дешевке; но если слухи достоверны, то в скором времени земля будет стоить уже не вчетверо, а в двадцать раз дороже, чем сегодня. Я буду не я, если не предложу ему другую цену! Однако, – продолжал рассуждать бедный покупатель в совершенной растерянности, – если эти домыслы недостоверны и торговый дом «Наследники Рамона Морфема» не переедет, то тогда что будет стоить этот участок? Ровным счетом ничего – за него не дадут и ломаного гроша. Э-хе-хе! Тяжелое это дело – спекуляция недвижимостью. Но зато как увлекает и какой пробуждает азарт!» Его терзания были оправданы: если бы сведения о переезде торгового дома «Наследники Рамона Морфема» подтвердились, это внесло бы в инфраструктуру города значительные изменения. В конце века в Барселоне не было другого более солидного и уважаемого заведения, чем дорогая кондитерская. Туда не допускали абы кого – чтобы попасть в список клиентуры, иной раз приходилось потратить целую жизнь, значительные капиталы и употребить все свое влияние. И даже Добившись включения в вожделенный круг, клиент подвергался серьезным испытаниям: например, чтобы получить торт, надо было заказывать его минимум за неделю, поднос с набором разнообразных сластей – за месяц, пирог Сан-Жоана[61]– за три или более месяцев, а рождественскую халву – не позже 12 января, то есть чуть ли не за год до праздника. Хотя в те времена в кондитерских еще не устанавливали ни столов, ни стульев, а клиентам не подавали ни шоколада, ни чая, ни прохладительных напитков, все они, как правило, имели просторный, элегантно отделанный холл в стиле древней Помпеи, где каждое воскресенье после утренней мессы собиралась избранная клиентура квартала. От раскаленных докрасна печей шел жаркий дух, приторно сладко пахло ванилью. В этой тяжелой атмосфере общество выдерживалось до полудня, а затем удалялось на семейный обед, длившийся подчас до четырех – шести часов кряду. «Итак, – продолжал рассуждать наш потенциальный покупатель, – если кондитерская „Наследники Рамона Морфема“ переедет с улицы Кармен, то весь квартал вместе с площадью Бокерия пойдет ко дну, и никогда уже сердцу Барселоны не биться в прежнем ритме. А вдруг все это байки, вдруг торговый дом „Наследники Рамона Морфема“ не сменит адрес? Тогда все останется по-прежнему… Но самое худшее во всей этой ситуации, – продолжал терзаться покупатель, – что мне уже не узнать, насколько достоверны слухи, которые в конечном счете решают мою судьбу. А если новость распространится по всему городу? В таком случае прощай выгодная покупка. Господи, за что мне такие муки!» В конце концов алчность возобладала над разумом и он купил участок по запрошенной Онофре цене. По завершении сделки он рысью побежал в кондитерскую на улице Кармен и вызвал хозяев. Они приняли его очень любезно, по-другому и быть не могло: ведь они – не какие-нибудь там булочники, а достопочтенные дон Сесар и дон Помпейо Морфем, наследники и продолжатели дела легендарного Рамона Морфема. Выслушав незадачливого владельца участка, они нахмурили вымазанные в муке брови: «Как! Мы – и нате вам, пожалуйста, переезжаем? Разумеется, нет! Это всего лишь разговоры, они не имеют под собой ни малейшего основания, – заявили они. – У нас никогда не было намерений переезжать отсюда, тем более в район, о котором вы нам тут плетете. Среди всех новостроек – это самое омерзительное и наименее приемлемое для кондитерской место. Услышь об этом отец, он бы в гробу перевернулся!» – закончили они свою речь. Новоиспеченный землевладелец опрометью помчался к Онофре Боувиле с требованием аннулировать сделку купли-продажи. От расстройства у него растрепались волосы, из-под верхней губы на подбородок стекала струйка слюны.
