— Говоришь, Блэкланд предоставил документы? — уточнил правитель Крэланда.
— Именно так, — кивнул тот, — но наши дознаватели копнули чуть глубже.
— Не томи.
— Бумаги барон получил из Чернотопья.
Томаш выдохнул.
— Киррэл, Киррэл, что же тебе спокойно не живется… Надеюсь, этот факт никуда не утек?
— Все засекречено.
— Значит, так тому и быть. За верность короне барон Алан Блэкланд получает титул графа Огонвежа со всеми вытекающими.
Секретарь сделал еще одну пометку в бумагах.
— А что с Киррэлом Шварцмарктом?
— Судя по словам членов ассоциации и нескольких других благородных родов, Киррэл Шварцмаркт лишился дара, к тому же перестал быть одержимым и, похоже, скоро умрет.
Новость заставила брата Томаша замереть на миг, после чего он решил уточнить:
— Наследник?
— Его жена беременна, — с готовностью ответил секретарь, после чего добавил: — но пока срок ранний, всякое может случиться. Тем более захолустье, помощь может не подоспеть вовремя.
— Даже не вздумай! — рявкнул брат Томаш, окутываясь родовым жаром. — С головы Дии Шварцмаркт не должен даже волос упасть! Ты хоть понимаешь, что они сделали?!
Секретарь кивнул.
— Если «Чертополох» умрет, — сказал он, — среди знати возникнут слухи, что это сделали Равены, испугавшись растущего влияния Шварцмарктов. И тогда нас ждет очередная междоусобная война.
— Именно, — подтвердил председатель. — Немедленно прикажи людям в Огонвеже: баронессу Чернотопья охранять, как зеницу ока. К ее мужу — целителей, немедленно! Вся страна должна видеть, что Равены ценят и любят Чернотопье!
— Слушаюсь, — склонился в поклоне секретарь.
* * *
Родовой замок клана Торн, королевство Хоккен.
Герцог шел по коридору и кутался в теплый плащ. Ночи становились все холоднее, сам хозяин замка старел, и теперь даже магия не так грела, как раньше. Постоянно приходилось прибегать к теплой одежде, парить ноги в горячей воде и спать под толстым одеялом.
Жизнь подходила к концу, и герцог Торн это прекрасно осознавал. Каждый прожитый день отдавал горечью поражения. Все достойные продолжить дело рода наследники погибли — кто от ран, кто от болезни. Интриги вокруг Хоккенского двора не оставляли шанса старой аристократии, и даже король уже ничего не мог изменить.
Неумолимое время собирало свою жатву, убирая тех, кто верой и правдой служил короне. И подобно тому, как росли трое королевских сыновей, росли и их фракции, готовые словно псы сорваться с цепей в борьбе за трон.
Остановившись возле толстой деревянной двери, ведущей в кабинет, герцог вздохнул. Единственный сын, переживший остальных детей герцога, предал род и обратился к проклятому культу. И где теперь тот мальчишка, которым так восхищался сам король? Приносит жертвы Хибе.
Толкнув створку, хозяин вошел в кабинет и застыл на пороге, позабыв даже закрыть дверь, отчего в помещение проникал холодный воздух из коридора. Ветерок трепал полы плаща и ерошил седые волосы герцога.
— Ты?! — выдохнул он, разглядывая развалившегося в кресле мужчину.
— К чему такое удивление, отец? — спросил Максимус, даже не подумав убрать ноги со стола. — Я родился и вырос в этом замке, неужели ты думал, что секретные ходы останутся для меня тайной? Да я еще в десять лет их все выучил!
Герцог сглотнул, еще пребывающий в шоке от неожиданного возвращения изгнанного сына. Слишком сильна была боль, которую он пережил, чтобы сейчас радоваться факту, что древняя имперская кровь не стерлась из истории.
— Убирайся из моего дома, отродье! Я вышвырнул тебя один раз, вышвырну и второй! — повысил голос герцог. — И радуйся, что так похож на свою мать, если бы не это, я бы приказал слугам скормить твой труп свиньям!
Максимус замер на мгновение, а после неуловимо перетек из сидячего положения. Оказавшись в шаге от отца, он схватил старика за ворот плаща, отороченного мехом, и поднял над землей одной рукой.
— О, теперь я не уйду так просто, — хмыкнул он, холодно наблюдая, как родитель пытается вырваться из хватки. — Но я предлагаю тебе сделку.
Максимус прекрасно видел, как тот пытается применить магию, но эфир рассеивается, не в силах ни причинить наследнику ни вреда, ни как-то помочь самому герцогу. Ослабший старик и так был не слишком силен, а годы к тому же существенно уменьшили его резерв.
Отпустив герцога, сын отряхнул ладони, глядя на него с презрением.
— Какую еще сделку? — сидя на полу, герцог рванул ворот плаща, чтобы стало легче дышать. — Что ты можешь мне предложить, проклятый фанатик Хибы?!
Максимус вернулся в кресло и жестом предложил старику сесть напротив. Тот с трудом, все еще мучимый одышкой, но все же поднялся на ноги и доковылял до кресла. Сын видел, что герцогу осталось не так долго, и подчинился он исключительно от бессилия, а не из готовности вести переговоры.
На когда-то сильного и решительного мужчину было жалко смотреть, и Максимус с удивлением осознал, что теперь, по прошествии стольких лет, уже не злится ни за изгнание, ни за то, как отец относился к нему с детства. Перед главой культа Хибы сидел просто старый умирающий человек, испытывать злобу к которому было просто нерационально. Время уже отомстило ему больше, чем мог бы Максимус.
— Хочешь ты этого или нет, отец, сегодня я стану герцогом, — заявил он, сложив пальцы в замок, — завтра — королем, а через год — императором Эделлона. Но в память о нашей матери я готов пойти на уступки, и предложить тебе то, о чем ты мечтал всю свою жизнь. Либо я просто убью тебя, и никто не докажет, что я не имею права наследовать твой титул и власть. Так что ты выберешь? Возродить имперское наследие или сдохнуть от руки того, кто так похож на твою любимую жену?
— Что ты несешь, мальчишка?! — воскликнул герцог, пытаясь подняться со стула. — Хочешь развязать мятеж? Думаешь, у тебя будут хоть какие-то шансы? Да королевская гвардия магов сотрет тебя и твой культ в порошок, стоит тебе только явиться в столицу!..
Сын улыбнулся.
— Разве ты еще не понял, отец? Магия на меня не действует, — сообщил он, склоняя голову на бок.
— Этого не может быть, я просто стар и мне не хватило сил пробить твою защиту… — не поверил герцог, подыскивая оправдания тому, что не смог вырваться из сыновьей хватки. — Твой Хиба совсем запудрил тебе мозги!..
— Хибы больше нет, — откинувшись на спинку кресла, сообщил Максимус. — Можешь считать, что я лично убил его. А заодно расправился с теми, кто мог бы доказать, что наша семья имела к нему какое-либо отношение.
Герцог дернулся, но ничего не сказал. Он ощущал слабость и собственную беспомощность. Даже если изгнанный сын, которого официально так и не вычеркнули из клана, врет, то что слабый старик может ему противопоставить?
