Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
– Кажется, я эту Лизавету на похоронах Эдика видела. – Прозвучало это у меня не очень уверенно. Девица стояла ко мне спиной. – Высокая такая, стройная… Волосы у нее светлые…
– Наверное, это Лиза и была, – сразу подхватила Вера. – Волосы у нее очень красивые. Длинные, вьющиеся. Правда, она их все время в узел на затылке скручивает.
– А она после смерти Антонины Генриховны заезжала к Людмиле?
– А как же, не один раз. Даже ночевала. Жалела ее… Гришка мой все бегал туда, предлагал что-то отремонтировать. Потом я ее долго не видела. Может, и приезжала, да мы не заметили. Сейчас темнеет-то рано.
– Верунчик, мне не очень удобно спрашивать, но в прошлый раз ты обмолвилась, что дом Людмилы Станиславовны «нехороший». Что ты имела в виду?
Вера рассмеялась:
– Ляпнула вам в сердцах. Сказки все это стариковские, скорее всего. Хотя не зря ведь говорят: «Сказка ложь, да в ней намек…» Я еще от своей бабушки слышала, что на месте нынешнего дома Дашковских до революции была усадьба обрусевшего немецкого графа. Точно фамилию не помню, что-то похожее на «Киллера»…
– Келлер, – машинально поправила я и, обругав себя за вмешательство, добавила: – Наверное.
– Да. Скорее всего, Келлера… К моменту революции у них был взрослый двадцатилетний сын Генрих и десятилетняя дочь. Мать Антонины Генриховны, и всего-то семнадцати лет, у этих Келлеров была и служанкой, и гувернанткой – все в одном лице. Как говорила моя бабушка, а она очень сдружилась с Ольгой, жадные были эти Келлеры до предела. И очень высокомерные. Сама Ольга Ивановна от нужды в услужение к ним пошла – на теткиной шее сидела. Родители у нее – обедневшие дворяне откуда-то из-под Смоленска, а тетка здесь, в Москве, проживала. Не хочу врать, не знаю точно, за кем замужем была. Кажется, за генералом. Во время беспорядков семнадцатого года усадьбу Келлеров в нашей округе первой подпалили. Беда в том, что двери с парадного и черного входа кто-то кольями подпер. Сгорел дом вместе с супругами Келлерами. Спаслись только кошки – у них свой лаз был. Еще хорошо, что Келлеры одни дома были. Прислуга разбежалась за неделю до этого. А Генрих в Англии был – учился, девочка гостила у родственников в Германии. Назад так и не вернулась. Кажется, впоследствии вышла замуж за какого-то немца или шведа, а может, и американца. Ольга Ивановна когда-то давно и потихоньку поделилась с моей бабушкой вестью, что ее бывшая воспитанница теперь в Америке живет. Сама Ольга за день до пожара уехала к родителям – сами Келлеры уговорили.
Назад уже с большим трудом доехала. И застала пепелище. Пожар-то сильно разошелся, от дома остался только фундамент каменный да печки с дымоходами. Попутно еще два дома сгорело, но, слава богу, без человеческих жертв. У Келлеров остался только маленький домик для дворни, на задворках. В нем потом Ольга Ивановна и жила. После того как к тетке в Москву съездила и застала всю квартиру разоренной. Сбежала ее родственница, а куда – неизвестно. С тех пор Ольга Ивановна вроде о ней никаких сведений не имела.
После революции в деревне школу открыли, Ольга Ивановна первой учительницей была. А году в двадцать пятом Генрих приехал. Его как хорошего специалиста пригласили из Англии устанавливать оборудование на каком-то московском заводе. Вскоре они с Ольгой Ивановной поженились. Она к нему в Москву переехала. Бабушка говорила, они хорошо жили. И надо было им уехать отсюда назад, в Англию, да Ольга Ивановна не хотела. Хотя к тому моменту и родители у нее умерли – ничто не держало здесь. Уж очень сильно было развито чувство долга. Не могла предать Родину. Родина ей и отплатила! Генриха арестовали и расстреляли. Как шпиона-диверсанта. Ольге Ивановне еще повезло. Бросила квартиру и назад, в свою дворницкую. Здесь Антонина и родилась…
Погодите, про что вы у меня спрашивали? Ах, да! Про «нехороший» дом! Старики говаривали, что там по ночам бродят тени сгоревших Келлеров. Стонут и проклинают живых. Мы, когда детьми были, всегда стороной это место обходили. Даже днем. А Ольга Ивановна ничего не боялась. Сильная была женщина. После того как вернулась из Москвы, учительницей уже не работала – вдруг обвинят в распространении антикоммунистических идей. К ней ребятня тайком бегала, за помощью. А еще она хорошо шила, позднее закончила курсы медсестер, затем выучилась на фельдшера. В больнице, где Гриша лежит, работала. До девяноста лет все на своих ногах бегала… Ну вот, опять я на нее переключилась… Внутри фундамента этого проклятого пепелища три мужика свою смерть нашли. Один решил путь сократить, полез через кладку, а в этот момент одна из кирпичных труб развалилась, ну и насмерть его… Вторым какой-то неизвестный был. Его уже мертвого привезли и подкинули. А третьим отметился мой муж. Так с бутылкой в руках и помер. Многие советовали Дашковским сровнять фундамент с землей, да Антонина Генриховна воспротивилась. Надоело жить в убогой избенке. Хотя сама Ольга Ивановна до самой смерти в ней и жила, Антонина с дочерью и внучкой только на лето приезжали. Участок они в собственность оформили и на части старого фундамента домик возвели. Людмила удачно устроилась на работе, деньги позволяли. А сейчас вот пристройку затеяли. Антонина Генриховна все не могла успокоиться. Считала, что должна построить этот дом в память о своих предках. Но все-таки они с Людмилой немного побаивались жить в этом доме. Иначе зачем же им охранника у себя селить – Влада. Кажется, Людмилина дочка за него замуж вышла. Или только собирается…
– Интересно, на какие деньги они ухитрились построиться?
Наташка, ехавшая со скоростью, не превышавшей шестидесяти километров в час, решила прийти мне на выручку, чтобы я не показалась слишком любопытной.
– Так вы ж, наверное, знаете, – удивилась Вера. – Кто-то из потомков той самой тетки, которая благополучно сбежала из Москвы, оставил им небольшое наследство. Антонина Генриховна сама с моей матерью делилась радостью. Вот все его в строительство и вложили. Да и Людмила хорошо зарабатывает. Только сами видите, что получается. Антонина здесь умерла. Теперь вот Людмилиного мужа в этом доме убили, она в больницу загремела, а заодно и моему Грише досталось. Наверное, за то, что постоянно дорожки к дому чистил.
– Ну, положим, Антонина Генриховна в этом списке лишняя. Она умерла от болезни.
– Не зна-а-аю, – задумчиво протянула Вера. – Болезнь-то болезнью, она очень ногами мучилась, суставы так болели, что иной раз криком кричала, ходить не могла. Да только Лиза ей какую-то особую мазь придумала да хорошее лекарство подобрала. Еще массаж делала. Я к ним как-то летом забежала, коту корм занесла, они просили купить, батюшки! Смотрю, Лиза ее поддерживает, а она стоит! И потом пару шажочков ко мне – шлеп-шлеп. И смеется так радостно – значит, не больно шагать-то было, хотя и ноги колесом стали… А два последних месяца едва ли не бегала по участку. Правда, иногда капризничала. Нравилось ей восседать в своей каталке. Усядется в кресло, а Лиза ее возит на нем по всей деревне. Ну прямо старая барыня с зонтиком! И уж умирать-то Антонина точно не собиралась. Всегда говорила, что у них семья долгожителей. И вдруг через четыре ли – пять дней после отъезда Людмилы на отдых, к вечеру, Лиза к нам прибегает сама не своя, вся в слезах – умерла, говорит, Антонина Генриховна…
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
