голове чем-то тяжелым и сбросил вниз. Стопроцентно, я уверен, сверху опять задвинули сундуком.
Вот и всё. Теперь меня никогда не найдут. Так и умру в этом склепе. Интересно, надолго ли мне хватит воздуха?
Одна надежда, что Енох почувствует, позовёт Моню и тот меня освободит. Других вариантов нету. Деревня какая-то странная, безлюдная. Жителей нет, всё растащили из пятихатки. Сюда новые люди жить почему-то не идут. А старые не возвращаются.
Так что лежу и жду Еноха.
Я устроился поудобнее, настолько, насколько это можно было сделать в таких вот условиях. Подтянул коленки под себя, чтобы было теплее и попытался подремать. Но не успел я закрыть глаза, как сверху послышались шаги.
Кто-то ходил по комнате.
Неужели Моня?
Не знаю, почему, но вместо того, чтобы позвать Моню, я продолжил лежать и настороженно прислушиваться. Даже старался не дышать.
Что-то в этих шагах показалось мне неправильным.
Сперва я грешил на нервы, но потом разобрался в чём дело. Шаги были лёгкими. Слишком лёгкими. Моня находился внутри тела Зубатова, а тот был здоровый лось, хоть и невысокого роста, но тяжелый, как хряк. Настолько, что, когда он валялся пьяным у меня в дверях, я его даже сдвинуть не смог, пришлось звать Гришку. То есть и шаги Мони-Зубатова должны были быть тяжелыми, гулкими. Здесь же такое впечатление, что ходила женщина, точнее молодая женщина. Может быть даже ребёнок.
Я продолжал прислушиваться.
Вдруг волосы у меня на голове встали дыбом — наверху, в избе заиграла музыка. Патефон!
Откуда в раскуроченной избе патефон?
И тут послышались ещё шаги. Много шагов. Помещение наверху наполнили голоса, шум, смех. При этом слов я разобрать не мог. Но, судя по шаркающим шагам, было понятно, что наверху танцуют.
С ума сойти!
Я лежал, скрючившись, в подполе заброшенной избы безлюдной деревни, где шестеро человек были убиты в ходе человеческого жертвоприношения, а наверху кто-то танцевал под звуки музыки несуществующего патефона.
Не знаю, сколько всё это продолжалось, я то ли потерял сознание, то ли уснул. Очнулся оттого, как меня кто-то монотонно зовёт:
— Генка! Генка!
Голос принадлежал Еноху. Я разлепил глаза и убедился, что всё ещё продолжаю находиться в подполе. Наверху было тихо.
— Енох? — прошептал я.
— Ага, — тоже прошептал Енох.
— Где Моня?
— Исчез, — растерянно ответил Енох.
Глава 23
— Ты всё осмотрел? — спросил я. — Тщательно осмотрел?
— Всё! — ответил Енох.
— А вокруг того места летал?
— Летал.
— А в сарае?
— И в сарае.
Я задумался, но ненадолго:
— Слушай, там рядом нужник должен быть, может он туда пошел?
— Нет его там, — мрачно буркнул Енох, — я смотрел.
— Мда, час от часу не легче, — пробормотал я.
— А почему ты тут сидишь? — с подозрением глядя на меня, спросил Енох.
— Отдыхаю, — рыкнул я.
— Так здесь неудобно же… — начал было Енох, но потом сообразил, что я ехидничаю, и, надувшись, буркнул, — вечно тебя заносит в какие-то странные места, Генка! Умеешь ты в передряги попадать!
— Иначе я бы никогда не познакомился с тобой! — парировал я и хмуро добавил, — это всё хорошо, только как мне теперь выбраться отсюда?
— Даже не представляю, — также угрюмо сказал Енох, — Моня исчез, людей в деревне нету, да если бы и были, то я никак им не сообщу, что ты здесь. Они же меня не увидят. Да ещё и твой враг, который тебя сюда сунул, где-то рядом ходит…
Я тоже не знал, что и делать. Ситуация была абсолютно патовая. Выхода, казалось, не было совсем.
Повисло молчание.
— А знаешь, Енох, — задумчиво сказал я, — здесь наверху какие-то звуки были. Ты никого не видел? Может, призраков?
— Нет, не видел и не слышал. А какие именно? — заинтересовался призрачный скелетон.
— Музыка была. Патефон играл, — начал перечислять я, — шум, такой, словно вечеринка здесь проходит. Шаги, будто пары танцуют…
— Странно, — озадаченно поморщился Енох и вдруг спросил, — а что за музыка?
— В каком смысле? Музыка, как музыка, — рассердился я, — танцевальная.
— Я понимаю, — ответил Енох и опять прицепился ко мне, — ты мелодию постарайся вспомнить. Что это было? Кадриль? Казачок? Присядка? Барыня?
— Да какая барыня! — возмутился я, — танцевальная, красивая такая.
— Вспоминай, вспоминай, — поторопил меня Енох. — Может, камаринская? Или хоровод?
— Не смешно! — огрызнулся я, а сам задумался. Мелодия той музыки крутилась в голове, а припомнить точно я её не мог.
— Вспомни мотив, — посоветовал Енох, — попробуй напеть мелодию.
— Сейчас, — задумался я, от попыток припомнить, разболелась голова и задёргался левый глаз. — Та-а-та-а, та-а-та-а, та, та! Та-а-та-а, та-а-та-а, та, та!
— Что-то похожее на фокстрот? — удивился Енох.
— А ведь точно! — обрадованно кивнул я, — как это я сразу не понял?
— Но этого не может быть! — воскликнул Енох.
— Как это не может! — возмутился я, — я лично это слышал! Та-а-та-а, та-а-та-а, та, та! Та-а-та-а, та-а-та-а, та, та! Стопроцентный фокстрот!
— Генка! Я не сомневаюсь, что ты напел мелодию фокстрота, — сказал Енох, — но сам подумай: в заброшенной захудалой деревне в глуши, в обычной сельской избе, звучит патефон и сиволапые крестьянки в замызганных лаптях куртуазно отплясывают фокстрот?
Я завис. А ведь и правда!
Что-то с моим восприятием явно не так. То, что буквально минуту назад казалось таким естественным, сейчас выглядело, словно театр абсурда.
— Как мне выбраться отсюда? — вернулся к насущной теме я.
— Я полечу тогда снова искать Моню? — предложил Енох. — Просто других вариантов не вижу.
— Давай! — кивнул я и добавил, — только ты периодически возвращайся, а то мне не по себе.
— И воздух скоро закончится, — брякнул Енох и я вздрогнул. О том, что я скоро задохнусь в этом земляном мешке я сейчас старался не думать.
Енох улетел, а я, от нечего делать, уснул. Ну, а что, лежать бояться было непродуктивно, в Хлябове, в доме, где квартировала наша агитбригада, поспать мне в последнее время вообще не давали. Так что я воспользовался ситуацией и неплохо так задрых.
Разбудил меня опять Енох:
— Генка! Генка! — снова прицепился он ко
