а то огребём оба… И… это, смотри внимательней… щенка не запусти. Блин, эти бзики молодой мамы едва переношу — скоро меня рядом с щенком в прихожей устроит, чтобы микробы не распространял! Петьк, ты руки помыл?
— Да помыл, — ответил Ботаник.
— Бери свой макбук и погремушки для Аллочки — всю корзинку. Я коробку с транспортом понесу. И тихо, на цыпочках, всё ставим и так же тихо сваливаем.
— Ага. Она увидит, даже кричать не будет, побьёт нас, — согласился Ботаник, расплываясь в широкой комсомольской улыбке.
Мы с ним прошли в просторную кухню, пакеты бросили прямо посреди большого обеденного стола и отправились в детскую. Детская находилась на втором этаже, рядом со спальнями — нашей и для гостей, в которой прочно обосновался Петро.
Голос Аллочки мы услышали сразу же, ещё с лестницы:
— Лилия Валерьевна, вы просто не представляете! Ему невозможно объяснить, что не надо столько покупать! Он просто в магазине сметает всё с полок. Вот решительно не понимаю, как можно так бездарно тратить деньги. Я уже объясняла, что срок годности у того же творожка или у йогуртов — маленький. И что в месяц рано давать малышу прикорм. Вот если бы вы не раздавали на участке продукты, я не знаю, куда бы всё это определяла. В детский дом с удовольствием берут лишнюю одежду и игрушки, а питание — там с этим строго, нельзя просто так с улицы принести и отдать.
— Не переживайте так, Алла Леонидовна, у меня на районе многие вам благодарны. Есть очень бедные семьи и каждый раз, как привожу еду для детей, говорят спасибо.
— Он сходит с ума! Да-да-да, я это начинаю подозревать, — в голосе Аллочки слышались слёзы. — Представляете, хотел сына назвать японским именем. Представьте только этот ужас: Гмелин, Коэтиро Яковлевич? О Боже! Такой скандал закатила. Кое-как на Кирюшу согласился. У него долг, видите ли, кармический перед предками. А ведь я так рада была, что все живы — и ребёнок, и Яшенька, что чуть не согласилась… — Услышав это, я хмыкнул — вот не знал, иначе настоял бы на своём.
Лилия Валерьевна — наш участковый педиатр. Очень приятная женщина, какая-то даже уютная, миловидная, добрая, спокойная. Она просто ворковала с детьми и всегда могла успокоить перепуганных родителей. Мы с Аллой вызывали её на дом по каждому пустяку, порой впадая в панику из-за обыкновенного чиха. Я осторожно поставил коробку с квадроциклом в коридоре, полюбовался — упаковали девчонки отлично: зелёная фольга, белые банты. Подарок внушительный, объёмный. Сверху водрузил корзину и положил рядом Петькин макбук — его упаковывать не стали — на случай, если Аллочка разозлится, чтобы сразу увидела, что вещь не только дорогая, но и требует бережного отношения. Хотя Петро потом сказал, что этим макбуком можно гвозди забивать и ничего с ним не случится. Я махнул рукой, чтобы Ботаник шёл в машину, а сам с минуту постоял, прислушиваясь — интересно было, что ответит ей докторша?
— Милочка, а что вы хотите? — говорила меж тем Лилия Валерьевна. — Он же едва не потерял вас. Вспомните, сколько ему пришлось пережить? Вам, дорогая, тоже не сладко пришлось, но вы-то хоть не казните себя, не занимаетесь самоедством. А у вашего мужа чувство вины — ведь нападение на вас было из-за его работы. Ну и потом, это пройдёт. Действительно пройдёт, поверьте, дорогая, на слово. Аллочка, возрастные папаши — они все такие. У меня все мамочки на участке плачут, все, у кого мужьям за сорок, что такие глупости совершают, такие, знаете ли, чудачества. Ничего страшного, с молодыми папашами проблем больше — они чуть ли не сразу начинают закалять детей, учить иностранным языкам и вообще, что только ни придумывают для издевательств над здравым смыслом. В смысле — для развития интеллекта. Всё мечтают гениев воспитать. А у вас будет всего-навсего избалованный неслух — не самый плохой, знаете ли, вариант. Ну, иди сюда, Кирька… Надо же… гм… Коэтиро! И придумал папка твой что попало! Дыхание чистое, Алла Леонидовна, зря беспокоились, хрипов нет. Так, Кирюшенька, сейчас мы горлышко тебе посмотрим…
Дальше я слушать не стал — время поджимало. А так мог бы часами сидеть под дверью в детскую и млеть от счастья! Уже был внизу, обувался, когда со второго этажа донёсся возмущённый Аллочкин голос:
— Яшка! Ты опять?!! Яша!!! Немедленно вернись! — Я рассмеялся: ну правильно, Кирюшка не спит, можно и во весь голос на мужа заорать. — Яша! Лилия Валерьевна, — это уже едва не плача, — ну вот смотрите, опять!
Я поспешил в машину, чтобы не получить взбучки. Оглянувшись, увидел Аллу в окне гардеробной — оно выходило к гаражу. Жена показала мне кулак, я в ответ рассмеялся и послал ей воздушный поцелуй.
Месяц. Целый месяц счастья.
Эпилог
Месяц отпуска, совершенно нежданного, случился и только из-за того, что Ботанику сначала приспичило засеть в архивах, потом он делал какие-то расчёты, потом ему понадобились спутниковые снимки участка — короче, отчёт о поездке состоится только сегодня…
Сотовый взорвался барабанной дробью, когда уже подъезжали к особняку, в котором располагался концерн, ещё поворот — и мы увидим родную вывеску: «Концерн “Россия. Инвестиции. Проекты”, филиал в городе Барнауле».
— Сменил бы мелодию, — поморщился Петро. — Кто там?
— Селёдка. Напомнила, что Сорокин прибыл.
Селёдкой прозвали новую секретаршу шефа. Вообще-то, не только из-за фамилии, хотя и она сыграла непоследнюю роль: Посол, Татьяна Владимировна Посол. Увидев её, Костенков побледнел и, пробормотав: «Очень крепкий… гм… посол», сбежал в кабинет. Мне казалось, что Пал Палыч побаивается свою секретаршу, но не взять её на работу он не мог — Сорокин порекомендовал специалиста. Уже то, что Селёдка была на две головы выше шефа, не лезло ни в какие ворота, а стоило заглянуть в её глаза… Новая секретарша была сухой, плечистой, на костлявом лице никогда не появлялась улыбка, тонкие губы сжаты в ниточку, нос слегка вытянут, будто к чему-то постоянно принюхивается, белёсые бровки над круглыми рыбьими глазами сосредоточенно нахмурены. Она действительно была хорошим специалистом — деловитая, пунктуальная, сконцентрированная на работе. Парни из службы безопасности рассказывали, что за полгода, с тех пор как Аллочка ушла в декретный отпуск, от новой секретарши не удалось добиться ни одной эмоции — это вторая причина, по которой прозвище прочно приклеилось к даме. Возраст у секретарши серьёзный, к пятидесяти, но она будто выпрыгнула из другого века, ничего общего с современными пятидесятилетними шустрыми и моложавыми женщинами. Этой хотелось нацепить на нос пенсне или сунуть в
