class="p1">– Мужчина, которого ты встретил вчера, тот, который… Он заявился на ужин. Без приглашения.
– А, ты про «старого друга семьи»? – отозвался Блэкфинч, повторяя слова самого Зубина.
Персис посмотрела ему прямо в глаза:
– Это первый мужчина, с которым я… была близка. Я была в него влюблена. Я его обожала. – Она не стала добавлять, что это был ее единственный мужчина. – Я думала, мы будем вместе всю жизнь. А потом он исчез. Сбежал в Дели и женился на другой.
– Могло быть и хуже. – Блэкфинч сделал глоток пива. – Он мог жениться на тебе.
Она бросила на него хмурый взгляд.
– Мужчины редко меняются, Персис. Подлец всегда будет подлецом.
– Ты не думаешь, что люди развиваются? Перерастают свои ошибки, исправляют недостатки?
– До определенной степени да. Но свою сущность не изменить. Если мужчина предает такую невероятную женщину, как ты… Такой идиот просто не заслуживает второго шанса.
В смущении Персис сделала глоток виски. Она не помнила, когда в последний раз мужчина делал ей комплимент.
– Я познакомился со своей женой на вечеринке, – продолжал Блэкфинч. – Она там пела. И пела, если честно, не особенно хорошо, я ей так и сказал. Она уставилась на меня, а потом выплеснула мне в лицо свой напиток. Когда я потом подошел извиниться, она обхватила мое лицо руками и поцеловала. Меня никогда раньше так не целовали, тем более такие красивые женщины. Я будто стал выше. Через месяц мы поженились. Она была капризной, порывистой, часто скучала. Я думал, что со временем это пройдет, но не прошло. Если посадить тигра в клетку, он не перестанет быть тигром.
* * *
Блэкфинч приехал в бар на такси, поэтому Персис предложила подбросить его до дома.
Она припарковала машину на узкой улочке рядом с жилым комплексом у доков Сассун. Где-то залаяла уличная собака. Персис чувствовала, как от трех выпитых порций виски внутри нее разливается тепло, мягко окутывая мысли.
– Спасибо, – пробормотала она.
– Тебе спасибо, – ответил Блэкфинч, снимая очки, чтобы протереть.
Персис повернулась и встретилась с ним взглядом. В полутьме Блэкфинч был даже еще красивее, чем обычно. Между ними проскользнуло что-то, что невозможно было облечь в слова. Он наклонился и поцеловал ее. На мгновение она замерла, а потом ответила на поцелуй. Она не думала о том, сколько прошло времени, и растворилась в ощущениях, она чувствовала его руки у себя на бедрах, потом на талии, все выше по шелковой блузке. По спине пробежали мурашки. Она так долго ждала…
Собака залаяла снова, и чары рассеялись. Она оттолкнула его, отвернулась и схватилась за руль, как утопающий за спасательный круг.
– Уже поздно, – выдавила она.
Сперва он просто глупо на нее смотрел, потом медленно надел очки:
– Да. Конечно.
Он открыл было рот, но снова его закрыл. Она услышала, как открылась дверца машины.
– Спокойной ночи, Персис.
Она не осмелилась на него посмотреть.
– Спокойной ночи, Арчи.
Потом – удаляющиеся шаги. Персис подняла взгляд и увидела, как Блэкфинч исчез в воротах.
Она выругалась и уронила голову на руль.
* * *
Дома ее ждал отец. Он сидел в своей коляске и читал. Персис тяжело опустилась на диван и обхватила голову руками. Сэм посмотрел на нее поверх очков со стеклами в форме полумесяцев:
– Я могу дать тебе совет?
– Нет.
– Сердечные дела никогда не бывают простыми. Сердце само решает, чего оно хочет. К несчастью, оно редко хочет этого достаточно долго. Единственный способ пройти через это минное поле – просто идти и надеяться, что не взорвешься.
В ответ Персис только угрюмо на него посмотрела.
– А теперь я желаю тебе спокойной ночи.
* * *
Заснуть Персис не могла, поэтому достала записную книжку и вернулась к работе. Это был единственный островок спокойствия в той буре, которая грозила вот-вот разрушить ее привычную, упорядоченную жизнь.
Интересно, что у Фернандеса с делом Крамер. Если говорить честно, оно зашло в тупик, а Персис была слишком занята загадками Хили.
Она достала две записки, оставленные англичанином. Два отрывка из разных книг главного творения Данте.
Что их связывало? Что они значили? И, что важнее всего, как они могли помочь продвинуться дальше?
Она всматривалась в слова, пока буквы не начали разбегаться в разные стороны.
Персис бросила взгляд на спящего неподалеку Акбара и пробормотала:
– Возможно, он все-таки был сумасшедшим.
Ничто в этих загадках ни на что не указывало.
Просто два стиха, взятые из манускрипта будто бы наугад. Единственная разница была в расстоянии между…
Персис задумалась.
Зачем Хили это сделал? В том следе из хлебных крошек, который он оставил, каждая загадка была запутанной ровно настолько, чтобы на ее разгадывание пришлось потратить время и силы. Но эти записки даже нельзя было назвать загадками. Просто отрывки из «Божественной комедии». Если они должны были на что-то указывать, значит, было что-то еще, что-то, чего она не видела, что-то спрятанное между строк…
Она замерла.
Мысль взмыла вверх, как шпиль колокольни.
Персис соскользнула с кровати и тихо спустилась на кухню. Там она включила газовую конфорку и подержала вторую записку Хили над огнем. Через несколько мгновений между строк начали проступать буквы.
Невидимые чернила. Это было так просто, так по-детски, что Персис едва удержала возглас.
Интересно, что именно Хили использовал? Уксус? Лимонный сок? Мед с водой? Персис знала, что подойдет даже кола. Во время нагревания при температуре, когда сама бумага еще не начинает гореть, все эти вещества окислялись и написанные ими слова приобретали коричневый цвет.
Когда на бумаге проступили все невидимые прежде слова, Персис на всякий случай поднесла к огню первую записку. В ней не было пустот между строками, но лучше было проверить.
Ничего не произошло.
Персис села за обеденный стол, отложила первую записку и, сосредоточившись на второй, прочитала открывшиеся слова. Это была новая загадка.
Свой путь к спасенью каждому назначен.
Откроет Циркуль тот, что был утрачен:
Под вечным небом, солнцем и луной,
Под Богом, литерально только зримым,
Меж Меккой скрыт и Иерусалимом.
37
– Интересный тип этот твой итальянец. – Бирла присел на край стола Персис. – Мы с Хаком взяли на себя смелость снова за ним проследить, пока ты приходила в себя после приключения.
Приходила в себя? Едва ли эти слова точно описывали вчерашний день. Она было запротестовала, но Бирла остановил ее, подняв руку.
Была середина утра, и в Малабар-хаусе было относительно тихо. Фернандес на своем месте что-то печатал, Хака
