вскрикнул от боли. Он выдернул ногу из решетки лежащего ограждения и, ритмично-хрипло матерясь, запрыгал на одной ноге к первому.
Второй был Хохлов.
Первый был Виник.
Виник лежал на спине и хрипел-стонал. Из плеча у него или чуть ниже плеча торчал арматурный шампур, пробивший мягкие ткани насквозь.
Хохлов вприпрыжку достиг его, резко опустился на колено, отвернул борт ветровки и нажал руками у места, проткнутого "шампуром".
Виник застонал и дернулся.
— Не дергайся! У тебя сосуд пробило. Я держу.
Это Хохлов спокойно и властно сказал Виннику.
— Зависла, твою мать… "Скорую"! "Скорую" давай!
Это Хохлов злобно и хрипло крикнул ей.
— Сейчас, сейчас! — услышала она свой голос и не узнала его.
— Да не сама! — злобно буркнул в ее сторону Хохлов, когда она набрала 03 и прижала мобильник к уху. — Мне давай! Держи у моего уха!
Ноги как окаменели. Она заставила себя сдвинуться с места.
Прижала мобильник к уху Хохлова.
Спину вдруг заломило. Она опустилась рядом с ним на колени.
Виник повернул голову, посмотрел ей в глаза и улыбнулся.
У него сзади, из-под плеча, раздвигалось по плите в стороны темное выпуклое пятно…
Из нее тоже все живое выходило куда-то наружу, оставляя место пустому и сквозному, как тот цоколь-подвал, бесчувствию.
Нет, он не собирался прикончить ее.
Что это было?
Что это, вообще, было?!
…Память вдруг вытолкнула вверх, со дна пустоты и бесчувствия, холодный ком. Как старую морскую мину. Мина поднялась и бесшумно, пусто рванула, на миг осветив взрывом тьму. Не снаружи, а внутри.
Ну да, все ясно! Пьяная дура, она тогда, в клубе, прочла эсэмэску Виника вслух. И сама того не заметила. Хохлов еще что-то спрашивал, она отвечала… Там было слово "ШКОЛА". Что стоило Хохлову "пробить", какую школу она кончила? Все мы тут — маленькие "штази". Дату и время встречи она тоже спьяну прочла вслух. Насчет маньяка Хохлов подумал всерьез: "Ты бы видела себя…" Дальше было дело техники. Его техники. Что стоило ему, доктору, заядлому охотнику и вояке…
Хохлов говорил с диспетчером "скорой". Что-то про паркур, тяжелую травму, разрыв сосуда, еще что-то про Службу спасения и какую-то болгарку… и еще про "возможный перелом голеностопа"… Чей перелом?.. Дура! Его перелом. Его собственный… Хохлова…
— Все, убирай "трубу"! И иди отсюда домой. — Это ей приказ. — Мы тут сами разберемся. Они могут вызвать ментов — до кучи. Тебе это не надо…
Это ей — злобно так.
"Я не могу", — хотела сказать она, но не решилась.
— Можно, она еще немного побудет? — Это Виник тихо спросил Хохлова.
Спасибо Винику.
Хохлов выматерился.
— На хрена ты прыгал оттуда сразу? — Это он Винику. — Мы бы разобрались…
— Извиняюсь… — Это опять Виник Хохлову.
Он, Виник, снова посмотрел на нее и поморщился. Ну, не от ее внешнего вида, понадеялась она. Ну, конечно, в таком прикиде на свидания не ходят…
— Я тоже. — Это решилась она.
Винику. И Хохлову — тоже.
— Я не думал, что ты позовешь кого-то на помощь. — Это Виник ей.
— Она не звала. Успокойся. — Это Хохлов Винику.
Похоже, она тут уже и вправду была лишней. Они теперь могли отлично поладить между собой, эти мужчины.
Еще один взрыв глубинной бомбы. Она вспомнила. Был школьный театр. Была какая-то постановка у них в девятом классе. Про войну 1812 года… Или про декабристов? Там Виник играл какого-то человека во фраке. Костюмы были как настоящие, театральные, взяты напрокат. Виник, кажется, весело смотрелся. Он был такой весь из себя пухло-романтический.
— Я не звала, магистр. Я пришла одна. — Это она Винику.
Он вдруг задвигал правой рукой, поднял ее и двинул, словно пытаясь помочь Хохлову и прижать то место, которое прижал тот. И застонал от боли.
— Не дергайся… Кровь уходит. — Это Хохлов Винику. — Говори, только не дергайся.
— Там. В кармане. Достань, пожалуйста. — Это Виник Хохлову.
Хохлов осторожно порылся во внутреннем кармане ветровки Виника, прямо у самого штыря, проткнувшего ее, что-то нащупал, опять глухо выматерился и достал. Какой-то маленький предмет.
— Это ей. Отдай, — попросил Виник Хохлова.
Хохлов, не глядя на нее, подал ей на ладони, запачканной темным…
Это было кольцо. Бриллиантик сверкнул…
В глубине что-то оторвалось от дна. Огромное. Оно начало подниматься. Оно так рванет, что ей — конец! Надо остановить это, чтобы поднялось не сразу… Хотя бы до приезда "скорой".
— Бери. Тебе же… — Это Хохлов ей.
Она взяла.
Огромная бомба стала подниматься быстрее. Она затаила дыхание. Бомба-мина замедлила подъем.
— Извини. — Это Виник ей. — Я подумал, что до тебя по-другому не добраться… Я… — Голос Виника становился тише и слабее, она невольно подалась ближе к нему. — Я просто хотел предложить тебе новое место работы… Ну, я… я думал, что так ты поймешь, что это хорошее место…
Бомба снова стала подниматься быстрее…
Теперь она знала, как ее остановить… Она готова была ее остановить. На всю оставшуюся жизнь.
— Виник. — Это она Винику. — Я знаю. Это — хорошее место. Я принимаю твое предложение. — И шутка вдобавок, кажется, к месту: — Оклад и бонусы можем не обсуждать.
Хохлов снова выматерился. Глухо, как бы чтобы не слышно было…
— Это ты дала мне волю к жизни. — Это Виник снова ей. — Тогда.
— Я знаю. — Это она снова ему.
Хохлов стал материться не громче, но страшнее. Это был рык разъяренного леопарда, который решил не выходить их кустов — слишком много чести для этих долбанных охотников. Это был другой Хохлов. Наверно, тот, который поехал в Сербскую Краину с медикаментами… И еще, может, с чем-то… и в стороне от окоп навряд ли держался…
— Знает она… Тут нормальные пацаны ломают друг друга из-за этой… ядрена мать… а она "знает". — Это Хохлов никому, в сторону.
Пацаны! Точное слово! Хохлов понимал,