перед этим. Я знаю, что есть дюжина причин, по которым я должна вышвырнуть его из своей постели, почему я должна сказать ему, чтобы он ушел, почему я вообще не должна была позволять ему появляться в моей квартире. Но я тянусь к нему, притягиваю его рот к своему, а мои ноги обхватывают его бедра, и я чувствую, как он прижимается ко мне, словно испытывая облегчение от того, что я не сказала ему уйти.
Мы лежали так очень долго, дольше, чем я могла себе представить. Я думала, что все будет быстро, жестко и грязно, если мы наконец сдадимся, но в Лоренцо есть такая глубина тоски, что я чувствую, как она вытягивается из него по сантиметру, как будто он мужчина, который никогда не был нежным, никогда не был мягким и наконец поддается желанию почувствовать это со мной. Где-то на задворках сознания я слышу, как кричу, что это слишком нежно, слишком интимно, что то, чем мы являемся друг для друга, не должно так ощущаться. Но я не могу заставить себя торопиться.
Он целует мой рот сначала медленно, потом сильнее, поглощая меня, а затем снова отступает, пока его руки скользят по моим волосам и прослеживают столбик моей шеи, спускаясь к груди. Я чувствую, как он снимает с меня майку, оставляя кожу обнаженной в прохладной комнате, и первое прикосновение его губ к изгибу моей груди заставляет меня выгнуться дугой и задохнуться.
Я должна молчать, но это кажется невозможным. Даже простое прикосновение его губ к моему соску, скольжение языка по нему, когда он напрягается, заставляет меня потянуться вверх и запустить пальцы в его волосы, удовольствие разливается по всем моим нервам. Все, что я могу сделать, это не застонать вслух.
Его рот прокладывает влажную дорожку к другой груди, повторяя движения, пока оба моих соска не становятся твердыми и пикообразными, а моя голова не откидывается на подушки, а бедра не бьются о его бедра. Рот Лоренцо опускается между моих грудей, по гладкой вогнутой плоти живота, вниз, к пространству между бедрами, когда его пальцы впиваются в ткань моих леггинсов. Он проводит зубами по первой линии кости, затем по другой, а потом резко стягивает леггинсы вместе с трусиками.
Через мгновение я оказываюсь полностью обнаженной под ним, в то время как он все еще полностью одет. Он смотрит на меня сверху, темные волосы растрепаны по лицу, зеленые глаза горят вожделением, когда он обхватывает меня одной рукой за бедро. Он отводит мою ногу назад, его рука скользит по моему животу, пальцы тянутся вниз, чтобы раздвинуть складки моей киски, а его взгляд скользит между моих ног.
— Ты чертовски красива, — дышит он, его глаза снова встречаются с моими, и тут я чувствую горячий прижим его рта к моей ноющей плоти.
Он стонет, звук приглушенно отдается во мне, его язык скользит от моего входа к моему клитору в одном горячем, долгом лизании, которое заставляет меня дрожать, моя голова откидывается на подушку, чтобы заглушить мой крик удовольствия. Не знаю, как мне удается справиться с необходимостью молчать, мне хорошо, слишком хорошо, и каждый мускул моего тела дрожит от усилий, пока он целует и облизывает мои складочки и клитор с той же медлительностью, с какой он использовал мой рот. Сначала нежно, а потом все сильнее, его мягкое внимание переходит в голодное пиршество, когда его губы смыкаются вокруг моего клитора, всасывая мою набухшую плоть в рот. Его язык порхает по ней, и я чувствую, как мои пальцы впиваются в его волосы, дергая за корни и царапая кожу головы, пока я все ближе и ближе подхожу к краю, не находя выхода своей потребности кричать о том, как это хорошо.
Я хочу оказаться там, где нам не придется молчать. Я хочу стонать, выть и кричать, пока он лижет и сосет, стремясь отправить меня за грань, и мои пальцы впиваются в одеяло, когда я выгибаюсь навстречу его рту. Я чувствую, какая я мокрая, мокнущая на его лице, и едва не прикусываю язык, пытаясь сохранить молчание, когда давление его рта становится все сильнее, все жарче, и из меня врывается оргазм.
Мои бедра выгибаются навстречу его губам, и я сильно кончаю ему на лицо, оседлав его язык, а мои бедра сжимаются вокруг его головы. Это так хорошо, что почти невыносимо, удовольствие настолько сильное, что почти больно, и я чувствую, как он прижимает меня к кровати, обхватив рукой мою ногу, пока я извиваюсь на нем. Кажется, что это не прекратится, волна за волной наслаждения, настолько сильного, что я задыхаюсь, когда оно наконец стихает, а пульсация между ног становится интенсивной и все еще ноющей.
Лоренцо поднимает голову, его рот блестит от моего возбуждения, а глаза темны как никогда от потребности.
— Боже, Мила…
— Пожалуйста. — Я задыхаюсь, тянусь к нему, отчаянно желая почувствовать его обнаженную кожу на своей, его обнаженное тепло, заполняющее меня. — Иди сюда. Пожалуйста.
Он двигается вверх по моему телу, не оказывая никакого сопротивления, когда я начинаю дергать за пуговицы его рубашки. Он наклоняется, чтобы поцеловать меня, на его губах все еще ощущается мой вкус, яркий, острый привкус, когда я расстегиваю его рубашку в торопливой лихорадке. Кажется, я чувствую, как одна из пуговиц отрывается, но он, похоже, не замечает этого, или ему просто все равно.
Когда он освобождается от рубашки, я окидываю его взглядом, впервые видя его без одежды. Его грудь худая и мускулистая, с россыпью темных волос и татуировками, идущими по внутренней стороне плеч, по грудным мышцам и огибающими бока. Татуировки, которые могут быть скрыты футболкой, которых я никогда раньше не видела, и это делает их еще более сексуальными, когда я вижу их сейчас. Я тянусь вверх, проводя кончиками пальцев по линиям, и чувствую, как он вздрагивает от моего прикосновения.
Он тянется вниз, чтобы расстегнуть ремень, и резким движением спускает молнию. Мне приходится подавить очередной стон, когда его член вырывается на свободу, толстый, длинный и невероятно твердый, а толстая вена на его вершине заметно пульсирует. Я тянусь к нему, обхватывая пальцами горячую, напряженную длину, и глаза Лоренцо закрываются.
— Иди сюда, — шепчу я, раздвигая ноги чуть шире, и провожу его между бедер.
Лоренцо слегка приподнимает меня, его руки лежат на моей талии, прижимая меня спиной к подушкам. Его член упирается в мой вход, тупое давление говорит мне о том, насколько он велик — почти слишком велик для
