“Я хочу, чтобы я тебе нравился, Айзек. Я хочу увидеть, насколько глубоки эти чувства, которые ты испытываешь ко мне ”. Она не шутила насчет того, чтобы поднять это дело на новый уровень. Ни разу за все это время вместе я не испытывал такой напряженной атмосферы. Это было угнетающе. То, как она смотрела на меня. Серьезность в ее словах. Это затягивало меня все глубже. Она дышала быстрее. Несмотря на интенсивность всего этого, я никогда не видел ее такой взволнованной. “Я хочу трахать мужчин, думая о тебе. Я хочу выкрикивать их имена, когда кончаю на их член, зная, что ты заботишься обо мне больше, чем они когда-либо будут”. Эмма практически задыхалась, продолжая тереться о мою эрекцию. У нее вырвался стон. Честное слово, стон. Это не удержало ее от ее текущего действия. Во всяком случае, это придало ей смелости.
“Я хочу, чтобы ты заботилась обо мне всем, что у тебя есть. Я хочу, чтобы ты заботилась, пока мужчины, которые не используют меня так, как ты никогда не испытаешь. Мне нужно, чтобы ты это знала. Знать, что ваши замечательные, прекрасные чувства никогда не будут важнее, чем член незнакомца ”.
В ужасе от того, что я услышал, и испытывая боль от ее энергичного растирания, я оторвал от нее голову. Я мог бы остановить это. Простое слово сказало бы ей, что она зашла слишком далеко.
Но было слишком поздно. Мы были слишком глубоко в Аду, который сами же и создали, чтобы я мог когда-либо вырваться.
Она поцеловала меня. Это был не игривый поцелуй в щеку, а полный поцелуй губы в губы. Ее язык проник в мой рот, разрушая любое недоразумение, которое могло возникнуть в этой ситуации. Это не был поцелуй из жалости. Это не было игривым дружеским поцелуем. В нем чувствовалась тяжесть. Опасные эмоции, которых ни у кого из нас не должно быть. Это не было признанием моих чувств к ней, это было требование.
Это тоже не было одноразовым. Я не знаю, как долго длился этот внезапный сеанс поцелуев, но я точно знал, когда он закончился. От интенсивности ее слов, поцелуев и того, как она терлась о мой член, я дернулся назад, когда мой воспаленный член испытал самый неловкий оргазм в моей жизни.
Она знала, что я тоже пришел, потому что именно тогда она, наконец, предоставила мне пространство, в котором я отчаянно нуждался. Она демонстративно вытерла губы с полуулыбкой на лице. Ее взгляд задержался на нем, как будто она наслаждалась делом своих рук. Я был абсолютным растерянным мужчиной. Учитывая болезненную пульсацию моего члена, тошнотворную влажность спермы в моих штанах и бурю эмоций, пронизывающих меня, это было худшее, что она мне оставила на сегодняшний день.
А потом все закончилось.
Она задержалась у меня на коленях. Ошеломляющая уверенность исчезла, когда она оглядела меня. “Ты в порядке? Думаю, я немного потеряла самообладание”. В ее голосе чувствовалась одышка. Несмотря на то, что она возвращалась к нормальной жизни, я все еще мог видеть неукротимое возбуждение, которое мерцало в ее глазах.
“Болит”, - выдавил я. Я ничего так не хотел, как переодеться. Если бы я не двигался, липкий жар в штанах не беспокоил бы меня.
Ладно, это была ложь. Я отчаянно хотел сменить штаны.
“Я был слишком груб?”
Я покачал головой. “Скорее... страдающий от чрезмерного употребления”.
Веселая улыбка тронула ее губы. “Ты не шутил”.
“Это то, что я сказал”.
Она поднялась с моих ног и отошла. “Что ж”, - сказала она с глубоким вздохом. “Сегодня вечером было ... да. Мне пора идти”. В ее голосе было что-то не то.
“Эмма, подожди”, - сказал я, вставая. Я поморщился от ощущения влаги в штанах. Так отвратительно. Она колебалась, и я собрал все мужество, на которое был способен. “Ты не можешь просто взять и уехать. Не после этого”.
Она была необычно беспокойной. “Мы можем поговорить в понедельник”.
Глава 32 Честный диалог
“Или мы можем поговорить об этом сейчас”. Тон, который я использовал, означал, что это не подлежит обсуждению. Она ничего не сказала и не пошевелилась. “Ты поцеловал меня”.
“Я сделал”.
“Почему?”
Пауза вызвала во мне приступ чего-то, граничащего с гневом. Он прошел, когда я понял, что она делает это не нарочно. “Я не знаю”.
“Ты не знаешь? Или ты не хочешь мне говорить?”
Ее спина, казалось, напряглась от обвинения в моем голосе. “Что ты хочешь, чтобы я сказал?”
“Я не знаю. Все это сбивает с толку. Так было всегда. Я никогда не знаю, что реально, а что является частью этой извращенной игры, в которую мы играем”. Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Это было тяжело. Внутри меня бушевали всевозможные эмоции. Эмма разворошила пресловутое осиное гнездо, а я имел дело с роем. “Сегодня вечером мы подошли очень близко к красной черте. Возможно, даже пересекли ее. Я видел выражение твоих глаз. Ты не прекратишь давить, пока я не скажу тебе остановиться ”. Я прерывисто вздохнула. Было трудно говорить, когда мое сердце бешено колотилось, как раньше. Мне казалось, что мне не хватает воздуха. “Я не хочу, чтобы мне причинили боль, и я хочу верить, что ты тоже не хочешь причинить мне боль — вне рамок нашей игры, то есть”.
Она слегка кивнула мне.
Я сделала глубокий вдох, в основном, чтобы подготовиться к тому, что должно было произойти. “Эмма, кто я для тебя?”
“Что вы имеете в виду?”
“Не притворяйся, что не знаешь, о чем я спрашиваю. Сегодня все было по-другому”.
“Четвертый уровень — это...”
“Чушь собачья. Мы оба знаем, что я единственный, с кем ты это делаешь. Все, о чем я прошу, это немного честности. Продолжая в том же духе, мы причиним кому—то боль - и этот кто-то я. Ты знаешь, что я чувствую к тебе. Ты спросил, буду ли я встречаться с тобой, и я честно ответил. Ко всему этому. Я понимаю, ты говорил это, чтобы подколоть меня, и мы оба видели, как хорошо это сработало. Но прямо сейчас? Это серьезно. Мои чувства компенсируются не игрой. Я пока не собираюсь останавливаться на этом, но сделаю это, если не получу ответы на некоторые вопросы и не пойму границ. Я понимаю, что двусмысленность - часть удовольствия, но это не подлежит обсуждению ”.
Она на мгновение замолчала, и я мог видеть, о чем она думает.
