готова положить свою жизнь ради меня! Возможно я вернусь в кресло и стану инвалидом! Я не хочу, чтобы ты всё это видела и тащила меня на себе!
— Я и не тащу тебя на себе! Ты вполне самостоятелен!
— Это пока.
— Руслан! — моё терпение закончилось- да сколько можно. Если бы да как бы. Ты сейчас на своих двоих, а что там будет после никто не знает. И прекрати думать чушь! И, что бы не было я не уйду!
— Чушь. Я вижу, как ты устаешь, а ещё и приходится со мною возиться, а дальше будет хуже.
Он совсем потерял надежду. Неужели Пётр Семёнович ему внушил, что всё потеряно?
— Давай поменяем центр, пожалуйста.
— В этом нет никакого смысла — опускает взгляд.
— А ты попробуй, я не согласна с тем как тебя лечит Пётр Семёнович. Он нарушал все правила. Давай поменяем и попробуем, если нет, тогда будем решать, что делать вместе.
— Марин — раздосадовано.
— Руслан, ты сам хочешь, чтобы я ушла и вот так мы всё оставили?
Он молчит, потупив взгляд.
Я уже не знаю, как его убеждать, если он сам не хочет ничего. Наверное, не стоит навязываться.
— Хорошо — опускаю руки.
Раз уж он так решил…
Только как я буду без него, я не знаю.
Пытаюсь успокоится и иду к двери. Он не двигается, словно замер.
Открываю замок и тяну дверь на себя. Он даже ничего мне не скажет?
Выхожу из его квартиры какой-то опустошённой, из его жизни как он и хотел. Отчего же так больно-то. Спускаюсь по лестнице и практически ничего не вижу перед собою. Выхожу на улицу. Пытаюсь отдышаться. Надо вызвать такси уже поздно. В голове кавардак, ищу телефон в кармане и наталкиваюсь на ключи Руслана. Надо было отдать ему. Раз уж решил порвать. Блин придётся возвращаться. Заставляю себя вернуться, поднимаюсь к нему на негнущихся ногах. Не даю слезам пролиться, всё потом, дома в подушку, не сейчас. Нацепляю маску хладнокровия, пытаюсь не думать ни о чём.
Открываю дверь его ключом и захожу. Руслан сидит на полу в коридоре, закрыв лицо ладонями.
— Я забыла отдать тебе ключи — не ожидала, что голос будет так дрожать.
Кладу ключи на полку в коридоре и поднимаю на Руслана последний взгляд перед уходом. Его плечи дрожат. Он, что плачет?
Не могу я так больше, да что ж такое-то! На глаза слёзы наворачиваются.
Подхожу к нему ближе и присаживаюсь на корточки.
— Что ты творишь? — спрашиваю, в надежде, что он одумается.
Касаюсь его запястья и оттягиваю его руку от лица. Он поднимает на меня взгляд, по его щекам бегут слёзы, он рвано выдыхает.
— Маришка- говорит хрипло и берёт меня за руку — прости меня — его пальцы дрожат.
Присаживаюсь на колени.
— Прости меня, Мариш — его губы дрожат, он рвано выдыхает. По моим щекам тоже бегут слёзы.
Он тянет меня за руку к себе и обнимает очень крепко.
— Прости — его голос срывается — я такой дурак, прости.
— Ещё какой — тихо глажу его по волосам.
Как же хорошо, что я вернулась.
— Я не могу без тебя — говорит хрипло на ухо — не уходи, пожалуйста. Я сдохну без тебя.
Немного отстраняюсь от него, чтобы посмотреть в глаза.
— Я останусь при одном условии — теперь моя очередь ставить ультиматум.
— Каком? — рвано выдыхает.
— Ты больше никогда и ни при каких условиях не говоришь мне того, что сказал сегодня, а самое главное даже не думаешь об этом. Если я ещё раз услышу что-то подобное я уйду — грожу ему потому, что по-другому никак.
Он растерянно смотрит на меня.
— Это очень обидно, Руслан. Слышать от любимого человека все эти вещи.
— Прости меня. Мне и самому больно от этого. Но так неприятно ощущать себя неполноценным рядом с тобою.
— Я никогда не думала так о тебе. И пожалуйста давай поменяем центр, попробуем другое лечение.
— Ты думаешь это что-то изменит? — грустно усмехается.
— Тебе Пётр Семёнович что-то сказал?
Кивает.
— Что именно?
— Что моя реабилитация бесполезна и в понедельник будет закончена.
Как так-то?
— А дальше что?
— Дальше МСЭК и оформление инвалидности. Поэтому я и хотел…
— Тише — не даю ему договорить.
Вот почему вся эта нервозность и потерянность. Родной мой, ну почему не сказал ничего. Дурачок любимый.
— Пока заканчивай реабилитацию, а я подумаю, что можно сделать.
Надо поговорить со своими в больнице, может Артём подскажет какой центр или просто съездить в санаторий, хоть там подлечить его немного. Это же надо так с ним. Пётр Семёнович свои косяки в лечении закрывает за счёт его. Надо центр искать.
— Тут ничего не поделаешь. Денег у меня нет на платный центр, квоту я уже израсходовал, всё. Я инвалид, Марин!
Да уж постарался Петр Семёнович налил воды в уши. Надо немного отвлечь его от всего.
— Давай съездим в санаторий? — предлагаю.
— Что? Зачем? — не понимает.
— Мне путёвка положена по работе и скидка для членов семьи. Поехали полечим тебя, а потом посмотрим, что и как.
— Мне надо оформить всё на работе, уволится.
Он собрался уже инвалидность оформлять.
— Не торопись, возьми пока отпуск.
— Попробую — бурчит — не знаю — выдыхает.
— Вот как раз займёшься этим в понедельник, а я по путёвке узнаю.
— Марин, это всё опять за твой счёт — опускает взгляд.
Пока так, что поделаешь.
— У меня кроме тебя и мамы нет никого. На кого мне тратить средства, как не на близких людей, к тому же если это тебе может помочь.
— Тебе Артём отпуск даст?
— Даст, я и так три недели без выходных.
— Ну ладно, можно попробовать.
Неужели согласился?
— Попробуем — убеждаю его.
— Спасибо тебе — наконец-то улыбнулся.
Не могу его видеть таким разбитым. Тянусь и обнимаю его.
— Почему мне ничего не сказал, а? — говорю ему на ухо — когда узнал?
— Вчера — глухо.
Вот почему он так нервничал по телефону, а я не заметила от усталости.
Надо было вчера к нему приехать и успокоить.
— Прости, что не поняла и не приехала.
— Не надо было я был не в форме.
— Надо было, ещё вчера бы поговорили — немного отстраняюсь и заглядываю в глаза — никогда больше не скрывай ничего от меня, пожалуйста.
— Я постараюсь Мариш- он нежно касается скулы- если бы ты не вернулась, я бы с ума сошёл. Мне так плохо было без тебя. И… Я очень скучал всю эту неделю по
