сможет добраться до Верховного Бога.
– Куда же отправился Верховный? – обескураженно спросил Павел.
Он мог бы не поверить Петру, но тот говорил с такой искренностью и болью, а еще владел чудесами. А магия была доступна лишь богам, поэтому Павел знал, что Петр действительно явился в мир по воле Верховного.
– Теперь нам до́лжно его звать Господь Всемогущий, – поправил Петр ученика, ведь именно учеником посланника Божьего был теперь простой фермер. – Повелитель наш скрылся в надежном месте, где павший брат его не сможет найти.
– Неужели Аид будет упорствовать в своем стремлении разрушать? – испугался Павел.
– Несомненно, – кивнул Петр. – Потому как он само зло. Есть много вещей, которые я не могу тебе поведать, потому что ты еще слаб в своей вере и просто не выдержишь их.
– Но я хочу разделить с тобой эту ношу, – горячо зашептал Павел, дивясь самому себе. Никогда еще ничто в мире не вызывало в нем такого стремления.
– Я буду учить тебя, – добродушно усмехнулся Петр. К тому моменту лицо его начало обрастать светлой бородой, в которой он порой прятал добрые усмешки, держась строго лишь для виду. – Но ты должен укреплять свой дух и полагаться на меня. Если ты веришь Господу нашему, то я глас его.
– Я верю, – закивал Павел и с удивлением осознал, что так оно и было.
* * *
Они жили весь этот год просто, и Петр учил его. Павел не мог надивиться, что теперь тяжелая физическая работа сменилась работой души и разума. Казалось бы, сбылось то, о чем он мечтал. Целыми днями они говорили, размышляли и записывали все, чему стал свидетелем Петр за последние годы.
Свидетельства виделись Павлу схожими с мифами, а потому он выспрашивал Петра скрупулезно и до мелочей, пытаясь добавить весомости дополнительными фактами. Казалось, наставник должен был воспринимать это с благодушием, ведь ученик старается познать всю суть нового учения, но Петр подробных расспросов не любил и часто ворчал, что Павел уж слишком дотошен.
Но серьезных споров у них не бывало вовсе. У Петра было в достатке денег и драгоценных камней, а у Павла – скромный, но добротный дом и живность. Быт их был прост, фермерство – забыто. Петру даже не пришлось продавать ни одного из каменьев, что он хранил в узелке, и часто, вечерами у камина, он разворачивал их и перебирал. Павел стеснялся просить посмотреть поближе, но Петр однажды предложил сам.
– Это драгоценности из божественного чертога, – поведал он, протягивая Павлу зеленый сверкающий камень, и сразу же пояснил: – Изумруд. Камни эти дал мне сам Господь для строения Великого Храма Божьего.
– Надеюсь, этого хватит, – неуверенно промолвил Павел. Камни выглядели небольшими, и, хотя их было много, Павел сомневался, что этого достаточно для Великого Храма. – Мы могли бы потом продать дом.
– Нет, мой друг, – по-доброму усмехнулся Петр. – Этого хватит с лихвой. А дом твоих предков должен остаться твоим. Гляди, это – рубин.
И он протянул Павлу следующий, кроваво-красный камень. Затем был синий, словно густое бархатное предрассветное небо в горах, – сапфир. И фиолетовый, будто цветы шафрана, – аметист. Были и другие, но не слишком красивые, и Павел не запомнил названий. Слитки золота и вовсе выглядели блеклыми и непримечательными, совсем не похожими на те сверкающие украшения, что пару раз видел Павел на патрициях, несущихся мимо в колесницах.
И лишь два небольших камня, размером с ноготь, сияли в свете костра так, что, казалось, видно было на мили вокруг.
– А это что? – полюбопытствовал в один из вечеров Павел, осмелев. Петр никогда не протягивал ему эти застывшие звезды. Камушки всегда оставались в платке нетронутыми.
– Это не драгоценности, – отмахнулся Петр, разом став мрачным. – Это память о цене, которую нам всем приходится платить.
Павел не стал упорствовать в своих расспросах и перевел тему. Ему не хотелось расстраивать наставника.
– Давай обсудим последнюю притчу, – миролюбиво предложил он. – Наша книга свидетельств почти готова.
– Нет, – внезапно заупрямился Петр. – Я хочу поговорить с тобой именно о цене.
– О цене чего? – не понял Павел. Он не разбирался в камнях и вряд ли мог бы поддержать такой разговор.
– Понимаешь ли ты, что зло никуда не исчезло? Понимаешь, что нам придется бороться с ним любыми путями? – прямо спросил Петр.
– Конечно, – Павел кивнул. – Ведь Аид еще не уничтожен.
– Дело не только в павшем, – тяжело вздохнул Петр. – Понимаешь, пока мы с тобой строим оплот Бога на этой бренной земле, зло тоже не дремлет. Оно… разрастается.
– Тоже строит свой оплот где-то? – испуганно спросил Павел.
– Не могу сказать, – наставник покачал головой. – Но мы обязательно о нем еще услышим. И оно будет… охотиться на нас.
– Охотиться? – Павел и вовсе запутался. – Чтобы напасть и уничтожить?
– Именно! – вскричал Петр, и ученик увидел в глазах учителя вспышку безумия. – Они будут преследовать нас. Возможно, они и сейчас идут по нашему следу!
– Петр, – Павел постарался говорить спокойно, как с понесшей кобылой. Потому что именно испуганное и загнанное в угол животное сейчас напоминал ему наставник. – Никто не преследует нас. И никто за нами не следит.
– Нет-нет, – горячечно зашептал Петр, озираясь, и Павел проклял тот момент, когда спросил о прозрачных камешках. – Она придет за мной. Уж я-то ее знаю… Она придет…
Павел совсем не понял, как Аид превратился в того, кого Петр теперь звал «она». С изумлением и толикой страха мужчина наблюдал, как наставник вскочил со своего места у камина и принялся бродить по комнате, вцепившись в волосы и причитая. За год совместной жизни и учения Павел не видел Петра таким. И ученик поступил так, как умел. Вновь принялся увещевать и успокаивать. Вначале наставник не давал к себе приблизиться, но Павел продолжал его уговаривать, как неразумное животное, напуганное грозой. И в конце концов Петр сдался. Позволил увести себя в спальню, уложить, укутать. Тело его горело, будто в лихорадке, и Павел сделал ему компресс из воды и уксуса. Матушка делала такой в детстве, если кто-то в семье болел, и это всегда помогало. Помогло и на этот раз.
Петр забылся беспокойным сном, бормоча несвязные мольбы и проклятия. Павел сидел у его кровати, ухаживая за больным. Жар спал только к рассвету, и, удостоверившись в том, что лихорадка отступила, ученик уснул рядом со своим наставником, уронив голову на руки.
Утром Петр ни о чем не вспомнил и делал вид, что ничего не произошло. Павел решил, что так будет лучше для всех. Но с тех самых пор и начались чудные разговоры. Они больше не сопровождались
