подшутить над неповоротливым и глуповатым старшеклассником.
Когда Витя ворвался в класс, Эльвира Григорьевна что‑то писала на доске.
Он остановился в дверях и проследил за рукой, держащей здоровенный кусок мела. Учительница игнорировала обычный брусковый школьный мел и откуда‑то постоянно приносила свой, который на самом деле писал лучше, жирнее и без проплешин.
«Единицы пути и времени», — прочитал Витя на доске. Он опоздал на целых шесть минут (что само по себе для урока Эльвиры Григорьевны приравнивалось по тяжести к одному из самых страшных проступков), и под взглядами десятков одноклассников, уставившихся на него, почувствовал себя, мягко говоря, очень неуютно.
— Та‑ак, Крылов, — сказала Эльвира Григорьевна, приподнимая очки с толстенными линзами, в которые были впаяны еще более толстые кругляши, отчего ее глаза выглядели точно как у огромной рыбины. — Кажется, ты решил мне одну очень сложную задачу…
Класс насторожился, а с задней парты послышался смешок. Конечно же, это был Шкет. — А именно, задачу, кого мне вызвать к доске.
Витя обреченно переступил с ноги на ногу. Класс притих. Несмотря на некоторые разногласия, даже периодические стычки, они были, в общем‑то, довольно дружным коллективом и смеяться над одноклассником, попавшим в затруднительное положение, могли позволить себе разве что бесчувственные отморозки задних парт, вечно ходившие под гильотиной второго, а некоторые — и третьего года.
Витя перевел взгляд на парту, где сидела Лена, увидел ее сосредоточенно‑напряженное лицо и руки, замершие над раскрытой тетрадкой. Ее соседка — Таисия, девочка неплохая, но больно уж говорливая и непоседливая, тоже притихла. Сказать без разрешения лишнее слово у Эльвиры было смерти подобно.
Шкет, единожды хмыхнув, больше не подавал признаков жизни.
— Поставь свой портфель и выходи к доске, Крылов. Надеюсь, ты опоздал, потому что учил домашнее задание, иначе… — она припечатала жирную точку в теме урока и, положив головку мела размером с кулак взрослого мужчины на выступающую кайму у доски, направилась к своему столу.
— Итак, Крылов… время. Единицы времени, промежуток времени… Мы ждем…
Витя опустил портфель возле парты и вышел к доске.
— Время… — он снова взглянул на Лену и, кажется, увидел, что руки ее слегка дрожат. Она явно волновалась за него. — Это физическая величина, которая для краткости в нашем учебнике называется промежутком времени, хотя так говорить некорректно…
Эльвира Григорьева удивленно вскинула брови и, прервав заполнение журнала уставилась на Витю.
— Та‑ак… продолжай, Крылов…
Класс перестал дышать.
Витя никогда особо не отличавшийся по физике, сказал нечто такое, отчего даже непробиваемая Эльвира была слегка шокирована.
— … это свойство материальных процессов иметь определенную продолжительность и следовать друг за другом. Считается, что время неотделимо от материи и ее движения. Таким образом, время само по себе существовать не может. Но есть и другие точки зрения…
Витя говорил, говорил, говорил и речь текла его словно сама собой — он не видел ни класса, ни стен, только строчки текста и стрелки часов — те самые, которые в лунном свете замерли на стене его комнаты.
Эльвира Григорьевна опустила очки, потом снова водрузила их на нос, будто не могла поверить, Крылов перед ней или какой‑то вундеркинд.
— Ничего не понимаю, — пробормотала она.
— … поэтому на сегодня остаются несколько неразрешимых проблем физики, связанных со временем. А именно, почему время вообще течет, почему оно всегда течет в одном направлении… и существуют ли наподобие мельчайшим частицам вещества — квантам, такие же мельчайшие частицы времени — кванты времени.
Витя замолчал. Потом опомнился, подошел к доске, взял кусок мела и вывел на всю доску букву «t», которая получилась кривоватая, но эффекта от этого не убавилось, а даже наоборот.
— Да… вот так обозначается единица времени. У меня все.
Грудь его поднималась и опускалась от волнения. Он понимал — получилось! Не зря просидел всю неделю над учебником, не зря ходил в библиотеку и даже бегал к соседу Анатолию Николаевичу — преподавателю МГУ просить полистать физическую энциклопедию. Он хотел выучить урок так, чтобы ни у кого и мысли не осталось, что он может.
Если бы сейчас раздались аплодисменты, он бы, наверное, даже расплакался.
Сквозь влажную пелену боковым зрением он видел Эльвиру Григорьеву, застывшую у стола с раскрытым журналом, но основное его внимание было приковано к девочке на третьей парте в центральном ряду. Лена сидела прямо, смотрела на него и улыбалась. Ее большие голубые глаза лучились счастьем и каким‑то внутренним теплом, которое имеет свойство проникать сквозь время, расстояния и любые преграды.
Витя запомнил это мгновение навсегда.
— Ни фига себе, Крылов… — сдавленно произнес Шкет на задней парте. — Да ты ум, оказывается…
После его слов класс будто бы получил команду «Вольно!» и зашевелился — все так или иначе обсуждали, восторгались, удивлялись только что увиденному.
«А всего‑то нужно было, — подумал Витя, — сесть и хорошенько подготовиться. Не рассчитывать на подсказки и озарение свыше, не ждать посланий из будущего…»
— Не ожидала, Крылов… — наконец вымолвила Эльвира. — Сказать откровенно… я потрясена. Тут… — рука ее замерла над полем для оценки, — … тут и пятерки мало будет.
Витя смотрел, как ее рука выводит аккуратную цифру «5», и спустя мгновение, рядом ставит большой знак плюс.
— Неси дневник, — сказала Эльвира, покачивая головой. Она до сих пор не могла отойти от шока.
Когда Витя принес дневник, она повторила оценку напротив урока физики, а затем, подняв глаза к классу, объявила:
— Сейчас вы думаете, что физика — совершенно ненужный предмет. Я вас прекрасно понимаю. Те явления, которые мы с вами разбираем на уроках кажутся обыденными, простыми и понятными, а потому — не требующими внимания и изучения. Но… как правильно заметил Крылов в заключении своего доклада, даже такие вещи могут нести в себе загадки и тайны, которые предстоит изучать в будущем именно вам. Время — с одной стороны, самое обычное свойство материи. Оно окружает нас всегда и повсюду, тикает на наших часах, бежит то быстро, если вы встречаетесь с друзьями, то медленно, если сидите на уроке физике в ожидании вызова к доске… — тут послышался смешок Шкета… — Да‑да, Илья, так и есть… и все же, даже о таком простом явлении мы, по сути, не знаем почти ничего. За этот великолепный доклад я ставлю Крылову пятерку в четверти и за полугодие. — В полной тишине Эльвира поставила оценку в конец дневника и потом внесла ее в журнал. —
