тоже не ушёл обиженным. Били, я так понимаю, они друг друга, пока стоять могли. И, вроде как, по очкам золото присудили Витамину, а мой — серебряный. Красавчик.
Что характерно, Витамин оказался с их же роты, только с другого взвода. Вова мне его показал. И ходил Витамин сегодня тоже… бережно.
— А вам разве не полагаются какие-нибудь… освобождения от физкультуры, что ли?
Ой, какое выразительное лицо.
— Понятно. Только массовые расстрелы спасут революцию.
— Вот-вот, — сказал Вова и пошёл бежать три километра.
Главное, занятная какая штука — все спортивные упражнения в сапогах. Никаких не то что кроссовок, а даже берц. В тяжеленных кирзачах, подбитых медными гвоздями. Такая вот китайская мето́да. Видимо, как в том анекдоте: потом сбрасываешь шкаф — и ты терминатор. Такие дела.
Вечером раздался телефонный звонок, который уже по ощущениям был бодрым.
— Ольга, привет! Я вернулась!
— Ни фига вы гулять!
— Не, я вернулась-то сегодня утром, уже успела к нам на дачу сгонять. Приходи, потрепемся?
— Аня, шагай ко мне. У меня печеньки и шитьё. Я буду тут потихоньку шуршать и с тобой болтать.
— Ага, иду.
Идти от дома до дома пять минут от силы. Анна нарисовалась на пороге и первое, что она сделала — крикнула из коридора:
— Баба Рая, здрассьте!
— Ой, не кричи, одна сижу. Она, прикинь, всё по гостям фестивалит. Решила, пока лето, пожить на дачах — у всех детей по очереди.
— Ага. А ты чё?.. — Аня сделала неопределённый обобщающий жест рукой, выражающий всю степень её непонимания процесса. — Шторы, что ли, новые купила?
— Да не-е-ет! Помнишь, я тебе про ролевиков рассказывала?
— Но-но, помню.
— Вот, хочу приличный костюмчик себе сварганить, чтоб ни у кого не просить, — я передвинула под машинной лапкой заготовки и, пока строчила, рассказала Ане удивительную историю появления у меня столь чудесной ткани.
— Надо же, да? — искренне удивилась она и потёрла пальцами скользкий шёлк. — А не скажешь ведь, что пододеяльник!
Я отложила прошитое и поняла, что живот ещё чуть-чуть — и к позвоночнику прилипнет.
— Всё, пошли чай пить!
И мы пили чай, и я слушала про Зинкину свадьбу в подробностях, не забыв попутно похвастаться своим серебряным рукопашным призёром.
24. ЗИМА ПОКА В ГЛАЗА НЕ КАТИ́Т, НО ОСЕНЬ — ТОЧНО
НАКОНЕЦ-ТО!!!
29 августа, вторник.
С утра я опять носилась на свидание-обнимание. Вернулась домой, шуршу в замке ключом, а тут соседская дверь открывается, и соседка, баба Лида, радостно кричит:
— Точно, Оля!
— Ой, здрассьте! Что, баба Рая приехала?
— Да! Испугалась твоей двери, ты представляешь? — да уж, представляю! Приезжаешь, а тут как будто чужая квартира! — Её дочка-то хотела назад вести…
Из за плеча бабы Лиды показалась наша бабушка:
— А я говорю: ну ещё, не буду я по лестницам лазить. Сижу вот, жду тебя уже два часа.
— Ты моя-то маленькая! Ну, пошли скорей домой.
Перестроения бабушек происходили амплитудно, это почти как корабли в порту местами поменять. Наша баб Рая по молодости лет была довольно рослой (ну, по меркам голодных революционных и послевоенных годов) и довольно полной, но к восьмидесяти сильно «уросла вниз», а масса-то… Короче, наша по форме приближалась к идеалу. Баба Лида была посубтильнее, зато ножки у ней с возрастом скривились натурально колесом, и ходила она, сильно переваливаясь из стороны в сторону. Ох, бабульки.
— Оля, тут сумки ещё, — отступая от выхода напомнила баба Лида.
— Заберу, не переживайте. Баба, домой аккуратно заходи, порожек высокий, — я дождалась, пока наша бабушка совершит длинный проход вокруг металлической двери, и забрала пакеты, — Баб Лида, спасибо, что приютили!
— Да ты что, не за что… Рая, ты заходи!
— Ага!
Бабушка упёрлась руками в косяки и сконцентрировалась. Когда вам восемьдесят четыре, приходится, знаете ли, брать на особый контроль такие ответственные вещи, как преодоление препятствий. Так-так, первая нога бодро перешагнула порог, вторая тоже зашла удачно,
— Ой, слава Бох, я дома!
Ой! Там же платье моё! В смысле — будущее платье — разложено по всем предметам…
— Баб! Ты не пугайся, там у меня шитьё разбросано.
Бабушка встала на пороге в зал и вид у неё сделался решительный, словно она приняла вызов немедленно пронестись по этому лабиринту.
— Да погоди! Ты мыться-то пойдёшь? Я пока разберу тут…
— А полотенце моё?
— Принесу.
— В верхнем ящике!
— Ага.
На самом деле у меня не всё так прям ужасно было, просто широко распределено, чтоб ничто ни с чем не перепутать. Я стаскала часть деталей с середины в свою комнату, разлаживая их на кровати и на полу последовательно в нужном мне порядке
Всё! Ходить можно!
Теперь чай заваривать. Чай у нас — первейшее дело.
Потом мы пили чай, а бабушка рассказывала мне всякие новости про родственников. Не то что бы три тома «Санта-Барбары», но занимательно. Потом уже я рассказывала ей про своё горюшко, и что парня моего, скорее всего, не отпустят на выходные до самого нового года. На этом месте она сурово поджала губы и выдала вердикт:
— Сволочи!
Мы с минуту посидели молча, потом она меня утешила:
— Ну ничё, с войны-то подольше ждали. Все ж таки он здесь.
Я вздохнула:
— Ну да. И сходить поговорить могу.
— Ну вот. Ничё. Не заметишь, как год пройдёт.
Эх, блин… Сильно на это надеюсь…
— Ой, ба! Я же тебе отдельный телефон поставила! Только номер у тебя теперь будет другой.
— Да? А где?
— Да прямо у тебя на комоде стоит!
— Ну-ка я проверю…
Мы пошли в маленькую бабушкину комнатку, и я начала расхваливать новящий радиотелефон, потом объяснять, как включать, да куда нажимать, чтоб пропущенные посмотреть… Бабушка слушала-слушала, а потом и говорит:
— А нельзя мне тот поставить? Или уже всё?
— Почему — всё? — я даже немного растерялась. — Можно, конечно. А что, не понравился этот тебе?
— Да-а… — баба Рая помялась, — боюсь я. Запутаюсь… А тот я знаю! Давай поменяем, а?
— Да без проблем вообще!
Я быстренько поменяла местами аппараты.
— А номер у меня теперь старый останется?
— Не-ет, номер-то к розетке привязан.
— А-а-а… Ты мне тогда запиши-ка вот сюда!
