— Теперь клади мой зефир сверху, я накрою его второй половиной крекера, и тогда вытащишь ветку.
— Ты ходила в какую-то французскую кулинарную школу, да, Джейни? — спросил он, пока она помогала ему проделать эту простейшую операцию с зефиром.
— Не глупи. Это пастилки. Все знают про них.
— И правда, все знают, — сказал он, пока они собирали вторую порцию. — И что теперь? Как едят эти штуки?
Сплошное наказание! Ему пришлось спросить… И она, сама невинность, должна была ему показать.
Джейн легонько сжала два крекера так, чтобы теплый зефир немного расплавил шоколад, а сам вылез за края крекера.
Она слизала лишний зефир, снова сжала крекеры и принялась за расплавленный шоколад.
Виселица. Сыворотка правды. Повешение за большие пальцы под музыку Лоуренса Уэлка. Это были любимые пытки палачей.
Джон знал способ получше.
Чтобы вытянуть любые секреты, нужно просто связать мужчину и показать ему фильм с Джейни Престон, поедающей пастилку.
Он терпел сколько мог. Недолго.
— Так, ну все, — объявил он, швыряя через плечо свою пастилку. — Джейн Престон, я хочу с тобой переспать. Вот так.
Она замерла с высунутым языком и взглянула на него.
— Что… что ты сказал?
— Я сказал, — процедил он сквозь сжатые зубы, так или иначе, все в нем сжалось, — я хочу заняться с тобой любовью. Любить тебя. Много раз. И в самых разных позах.
— Сейчас? — спросила она, слизывая шоколад с пальцев.
— Нет, в сентябре. Да, Джейни, сейчас. Здесь. Сейчас. Лучше, конечно, в номере, но я возьму тебя в любом виде и в любом месте, где смогу. Ну как, я отчаянный?
Она посмотрела на него с улыбкой, вытирая руки о край полотенца, на котором сидела.
— Никогда больше не пиши любовных рассказов, Джон. Ты не слишком романтичен.
— Ты хочешь сердечек и цветов? Скажи это тому, кто не видел, как ты ешь.
— Что? Ой… — Джейн слегка наклонила голову. — Прости. Пастилки бывают… немножко неаккуратными.
— Годзилла, громящий центр Токио, тоже бывает немножко неаккуратным. Ты, Джейн, топаешь по мне, как дюжина Годзилл.
Она убрала все в пляжную сумку, встала, подняла полотенце, аккуратно его сложила. Она сводила его с ума… окончательно. Почему аккуратно сложенное полотенце действует на него, словно афродизиак?
— Ты уверен, Джон? — Джейн прижала полотенце к груди, как бы защищаясь. — Ты это не из вежливости, зная, что я хотела небольшого… приключения?
— Из вежливости? Я не вежливый, Джейн. И ты не вежливая. — Она нахмурилась в темноте, а он запустил руку в волосы. — Ладно, ты вежливая. Признаю. Но мы с тобой не товарищи. Мы взрослые люди, живущие в одной комнате, и мы делаем вид, будто такие вежливые. Так вот, с товариществом покончено. Если я не окажусь с тобой в постели через… — он быстро взглянул на часы, — …через десять минут, я что-нибудь навсегда себе покалечу. И ты будешь виновата.
Она подняла подбородок, как истинная учительница, посмотрела на него и произнесла:
— Круто.
И направилась к отелю, а он поплелся следом, словно щенок-переросток.
— Круто? Что значит — круто? Это что — нет? Так? — Вообще-то, — ответила Джейн, не замедляя шага, — это «может быть». То есть да, мне хотелось бы. Я не буду врать, потому что тогда вечером мы целовались на этом пляже, и знаем, что может произойти… и хотим, чтобы это произошло. Но ты абсолютно неромантичен, Джон. И ты хочешь быть писателем? Неужели ты не можешь сказать хоть что-нибудь приятное?
— Ты права. Я слегка переборщил. Могу лишь признать себя временно буйнопомешанным. Но если бы ты видела, как… ладно, проехали. Прости, — он взял ее за плечи и повернул лицом к себе. — Джейн, я хочу тебя целовать, обнимать… узнавать. Я хочу видеть твое лицо, когда возьму тебя. Я хочу слышать твои стоны. Я… Я хочу заняться с тобой любовью.
Он затаил дыхание.
Джейн моргнула и улыбнулась.
— Я тоже хочу заняться с тобой. любовью, Джон, — проговорила она наконец, — Спасибо.
Спасибо? Эта женщина сказала «спасибо»? Боже, он сходит от нее с ума. Или уже сошел.
Как бы то ни было, он схватил ее за руку и повел к отелю, готовый прикончить любого, кто встанет между ними и дверью в номер.
Он не в ее вкусе.
Нет, в ее.
Он слишком большой, слишком волосатый.
Ей нравится все большое. Волосатый — это замечательно.
Раньше ей так не казалось, но теперь все изменилось.
Ему просто хотелось поразвлечься.
Не думала ли она о том же в глубине души, когда согласилась помочь Молли?
Ну… может быть…
Не ври себе, Джейн, ты же знаешь, что это правда.
Так это интрижка? Или нечто большее?
Как узнать, если не попробуешь?
Джон поглаживал ее ладонь большим пальцем, пока они вместе с пожилыми супругами ждали лифт. Ей приходилось сосредоточиться, чтобы стоять ровно, колени у нее дрожали.
Кровь стучала в висках, но Джейн вежливо улыбнулась пожилой паре. «Ох, если бы вы только знали, что сейчас будет. Здравствуйте. Это уважаемый профессор Романовски, а я управляю детским садом и яслями, и мы едем наверх, чтобы отыметь друг друга до потери сознания, спасибо, мне тоже было очень приятно с вами познакомиться».
Конечно, вряд ли она скажет нечто подобное. Она всего лишь начала думать о таком. Она что, в самом деле подумала «отыметь»? Боже!
Она бы поздоровалась с этими людьми, но язык — и слава богу, наверное, — прилип к небу.
— У вас шоколад на подбородке, дорогая, — сказала женщина.
— И правда. Солнышко, дай-ка я тебе помогу, — сказал Джон, когда Джейн начала вытирать подбородок. Он наклонился и слизал шоколад. Два движения кончиком языка.
У пожилой женщины округлились глаза под очками.
— Э… благодарю вас, профессор, — проговорила Джейн.
— Не стоит, мне было приятно, мисс Престон, — ответил он откуда-то снизу. Обычно он возвышался над ней, но сейчас она парила где-то под потолком, наблюдая за собой, за ним, ее собственное тело ей не принадлежало.
— Может, поднимемся по лестнице? — выдавила она наконец, потому что теперь женщина пристально смотрела на Джона и улыбалась так, будто он был самым интересным человеком, и ей хотелось бы разобрать его и изучить детали. Особенно одну деталь, если судить по направлению взгляда. Мгновением раньше Джон выхватил у Джейн пляжную сумку и сейчас держал ее перед собой, бедняга.
— Давай, — Джон оттащил ее от лифта как раз в тот момент, когда женщина спросила мужа:
— Джонатан, дорогой, ты привез с собой те замечательные голубые таблетки?
