Женщина торопливо поднялась на лестничную площадку.
– Что вы можете сказать о Денисе Щеколдине? – сурово взглянул на нее Борис.
– А! – махнула женщина рукой. – Тут до него Рабиновичи жили. Только что евреи, а больше ничего плохого о них сказать не могу. Жили, как русские, трое в однокомнатной квартире. И они всегда мне одалживали то соль, то уксус. Только год назад Рабиновичи уехали.
– В Израиль? – чисто машинально спросил Борис.
– Чего они в том Израиле не видели? Смерть свою? Там же эти, исламские террористы. Нет, Рабиновичи подались в Австралию, у них там родственники. А вместо них въехал этот… Денис. Он мне сразу показался подозрительным. Ведь совсем молодой парень, а откуда у него такие деньжищи на квартиру? И вообще.
Женщина замолчала, переводя дыхание.
– Что вообще? – выдержав паузу, спросил Комбат.
– Он то целыми днями дома прохлаждается – слышно, как музыка орет, – то пропадает сутками. А бывает собирает дружков с девками распутного поведения, и они до утра колобродят. Очень подозрительная личность.
– А вы дружков его знаете?
Вместо ответа женщина спустилась на один пролет, поманив Комбата:
– Видите, на скамейке пиво пьет? – указала она в окно.
– Он что, всегда там сидит? – удивился Борис.
– Да нет. Я его в свое окно на кухне увидела. Еще боялась, когда вы спросили – вдруг уйдет. Нет, сидит, дружка своего поджидает. А такой хороший парень был. Я же его с пеленок знала. Родители у него замечательные, отец своими руками всю квартиру отремонтировал, а мать по торговой части. Она в магазине работала уборщицей и сторожем. И Рома вырос положительным мужчиной, пока не связался с этим бандитом.
Поняв, что женщина выложила всю интересующую его информацию, Борис спросил:
– А как фамилия этого Ромы?
– Уколовы они.
Комбат торопливо спустился вниз, опасаясь, что дружок Спрайта покинет насиженное место. Судя по тому, что, делая очередной глоток, он высоко запрокидывал бутылку, пива оставалось на самом донышке, и любитель слабоалкогольных напитков мог отправиться в магазин за следующей порцией.
– Гражданин Уколов? – спросил Борис, подойдя к Роману.
– Да, – ответил тот, торопливо швырнув пластиковую бутылку в урну.
– У меня к вам есть несколько вопросов.
– Что я такого сделал? – тут же встрепенулся мужчина. – Отпахал смену, теперь имею законные двое суток отдыха. А пить пиво не запрещено.
– Успокойтесь, меня интересует ваш дружок Денис Щеколдин.
– А, Спрайт, – расслабленно выдохнул Роман.
– Кстати, почему его кличут Спрайтом?
– Фиг его знает. Да и не дружок он мне вовсе. Я, когда первый раз попал в его компанию, сам был не рад.
– Неужели?
– Честное слово. У него собрались такие пацаны… как бы вам сказать, они вроде спокойные, но чувствовалось: если кому-то из них что-то не понравится – вмиг отправит на инвалидность. Я был типа под опекой Спрайта, но старался вести себя потише. А он, гад, почувствовал мой страх, и ему это понравилось. Еще раз позвал, а потом еще. Знал, что я побоюсь ему отказать.
– Ты запомнил имена или клички его корешей?
– Одну кликуху любой бы запомнил – Шумахер. Второго звали Кузей, а третьего вроде Конюхом или Рысаком. Типа того.
– Короче, лошадиная фамилия, – усмехнулся Комбат.
– Это же не фамилия, – запротестовал Уколов.
– Знаю-знаю, – успокоил его Рублев. – Значит, к Спрайту постоянно приходили три человека: Кузя, Шумахер и этот Конюх или Рысак.
– Нет, постоянно там ошивался только Кузя. Насколько я понял, он у Спрайта был вроде помощника. А остальные пацаны все время менялись.
– Ты знаешь адрес Кузи или кого-нибудь другого?
– Нет, конечно! Я же не идиот задавать такие вопросы. Тогда бы меня точно капитально отметелили.
– Ладно. Но ты хоть запомнил внешность дружков Спрайта?
После короткого раздумья Уколов принялся описывать все того же Кузю. Внешность помощника Спрайта даже отдаленно не напоминала тех боевиков, с которыми Рублеву довелось общаться в подвале. Что же касается остальных гостей покойного бандита, то их словесные портреты могли подойти каждому второму взрослому москвичу. Под конец рассказа фразы Романа стали короче и отрывистей, а сам он нервно заерзал по скамейке. Дал о себе знать литр выпитого пива.
– Я забегу домой на минутку и вернусь, – просительно сказал Уколов.
– Чего уж возвращаться. Нет смысла, – грустно констатировал Рублев.
Ниточка оборвалась. Гибель Спрайта позволила его сообщникам уйти в тень. Оставалось надеяться, что без главаря бандиты прекратят охоту за изобретением Шмелева и вернутся к прежним занятиям. Ведь они, по сути, являлись уголовной шпаной, которой достаточно одного сурового урока, чтобы больше не заниматься делами, представляющими государственный интерес.
Комбат встал и неторопливо зашагал к троллейбусной остановке.
* * *
Долгое время Вероника чувствовала себя как ребенок, у которого отняли любимую игрушку. Она уже привыкла к Надеждину и очень без него скучала. Кроме того, она не могла понять, отчего так разозлился Олег? Ну, сказала какую-то глупость и случайно опрокинула бокал с коктейлем на его костюм. Подумаешь. Неужели из-за такой мелочи надо разрывать отношения? Тем более если мужчина по уши влюблен.
Женщина это чувствовала, но сама не испытывала к Надеждину любви. Скорее это было удовольствие от того, что рядом находится человек, на которого можно положиться, который в критическую минуту ляжет костьми, лишь бы выручить… Вероника пока еще не встретила человека, который бы заставил ее испытать это удивительное чувство. Поэтому Олег Иванович стал главным и даже единственным мужчиной в ее жизни. Его исчезновение раздосадовало и обидело Веронику. Ей очень хотелось снова увидеть его, однако из гордости женщина молчала. Она считала, что Надеждин должен позвонить первым.
Без Олега Ивановича жизнь Вероники как-то вдруг стала серой и скучной. Она не знала, чем ей заняться. Дела, которые оставил Зарубин, ее не интересовали, хождения по магазинам тоже, а отправиться в ресторан или клуб без Надеждина женщина стеснялась. Слишком мало времени прошло со дня гибели мужа, и воспитание не позволяло Веронике оскорблять его память легкомысленным поведением. Единственной отдушиной стали театральные спектакли, на которые женщина ходила по несколько раз в неделю.
