что понятия не имею, где нахожусь.
Я перевожу взгляд с одной стороны комнаты, где замечаю какое-то медицинское оборудование, дверь и белую доску, а затем на другую, прежде чем мой взгляд останавливается на отце. — Папа?
Мой голос тих и напряжен, но он слышит меня. Оторвавшись от телефона, он опускает одну ногу с другой и встает.
В его глазах появляется выражение, которого я раньше не замечала, когда он подходит ближе. Намек на, осмелюсь сказать, беспокойство? Но к тому времени, когда он оказывается рядом с кроватью, все исчезает.
— Реми. — Он наливает немного воды в чашку и вставляет в нее соломинку, прежде чем поднести ее к моему рту.
— Спасибо, — говорю я, сделав глоток. — Что происходит? Где я?
— На тебя напали.
— Напали? Ладно, я, вероятно, в больнице, но, судя по всему, в дорогой отдельной палате.
— Попытка изнасилования. — Увидев мои широко раскрытые глаза, он добавляет. — Не волнуйся. С этим человеком разобрались.
Попытка изнасилования. Снова зажмуривая глаза, я пытаюсь вызвать в памяти хоть какие-то воспоминания о том, что, по его словам, произошло.
Я пытаюсь вспомнить что-нибудь, хоть что-нибудь.
Тани.
Мы пошли куда-то пропустить пару стаканчиков. Она проводила меня домой. А потом… ничего.
Нет, подождите. У моей двери стояла бутылка вина. Я выпила немного из нее.
— Я помню, что почувствовала сильное головокружение после того, как выпила немного вина, которое мне оставили.
Он складывает одну руку поверх другой, выглядя так, словно стоит во главе стола для совещаний, а не здесь, со мной.
— Тебя накачали наркотиками, — прямо заявляет он. В его тоне нет ничего отеческого или нежного. Должно быть, мне почудилась искорка беспокойства, которую я заметила в его глазах ранее. Однако в его голосе что-то есть, может быть, раздражение? — Как я уже сказал, с этим подонком разобрались. Он сгниет в тюрьме.
Думаю, я благодарна ему за это. Однако это маленький городок, и если бы они просто не проезжали мимо, я, скорее всего, знала бы этого человека. Я просто не могу представить, что кто-то из них способен на это.
— Кто это был?
— Это не важно.
Невозможно ошибиться в том, как пренебрежительно он отвечает. Это его тон «на этом расспросы закончены».
Отвернувшись от него, я снова оглядываю палату и задаюсь вопросом, как долго я здесь нахожусь?
А затем, еще один проблеск воспоминания. Джейкоб. По-моему, я как раз направлялась к нему.
Да.
Теперь я это вспомнила.
Интересно, знает ли он, что со мной случилось? Мог ли он каким-то образом услышать это в городе? Я даже представить себе не могу, как бы он отнесся к этому, если бы что-то ударило его так близко.
С ним все в порядке?
Я ерзаю на своей больничной койке, когда тревожные мысли начинают набирать обороты. Я знаю, что последние десять лет он жил сам по себе и со всем справлялся сам, но я не могу избавиться от ощущения, что что-то подобное завело бы его слишком далеко.
Я так сильно забочусь о нем и люблю его, так…
— Когда тебя выпишут, — начинает мой отец, прерывая мои мысли. — Я отвезу тебя домой.
Я перевожу взгляд на него. — Домой? В смысле, ко мне домой?
— Это место — не твой дом. Твой дом в Чикаго, со мной и твоей матерью.
— Что? Нет! — Я сажусь прямее в своей постели. — Моя жизнь… У меня есть работа…
— Работа, — усмехается он. — Эта работа закончена. Ты здесь уже неделю. Мы уже позвонили и позаботились об этом.
— Неделю?! — Мой желудок скручивает при этой мысли.
— Я попросил их подержать тебя подольше, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.
Нет. Я не могу поверить, что это происходит. Именно этого я и боялась.
Я чувствую, что не контролирую ситуацию, не контролирую свою жизнь.
Мне не только снова подрезают крылья, но и собираются привязать их вплотную к телу.
— Где мама? — Хриплю я, отмечая, что она еще не появилась.
— У нее дома было мероприятие, которое требовалось организовать. Ты же знаешь, какая она.
Я, действительно, знаю, какая она. Ее имидж важнее всего, и она никогда не упустит чего-то, что поможет ей хорошо выглядеть. Даже ради своей собственной дочери, которая находится в больнице после нападения.
— Послушай, мы поговорим об этом позже, — говорит он, направляясь к двери. — Отдохни немного.
— Подожди. Хм. Где мой телефон?
Он смотрит на меня через плечо, и проходит секунда, прежде чем он отвечает. — Должно быть, потерялся на пляже. — А потом он уходит.
Оставшись одна, я откидываю голову назад и смотрю в потолок.
Я не могу поверить, что на меня напали, что я здесь уже неделю, что мой отец пытается утащить меня обратно в Чикаго, и что у меня нет возможности связаться с кем-либо без моего телефона.
Я не могу проверить Тани, убедиться, что с ней все в порядке, и спросить ее, что она знает о том, что произошло в ту ночь после ее ухода.
Я не могу проверить, хорошо ли Джолин справлялась без меня в магазине… в магазине. Может быть, если я раздобуду номер «Пичис», то смогу позвонить ей.
Я не вижу здесь никакого телефона, но я могла бы спросить следующую медсестру, которая придет сюда, где я могу его найти.
А еще есть Джейкоб. Я так и не узнала его номер телефона. Но я, вероятно, не запомнила бы его наизусть, даже если бы и записала. К тому же он все равно редко пользуется своим телефоном, обычно оставляя его на лодке.
Как я собираюсь связаться с ним? Мое сердце болит при мысли о том, как мы расстались. Я знаю, что он не имел в виду те слова, которые сказал, но знает ли он, что я тоже этого не делала? Жаль, что я не могу увидеть его прямо сейчас и сказать ему.
Город был настолько обеспокоен тем, что он представляет угрозу, что они не обратили внимания на реальную угрозу, таящуюся среди них. Хотя, по общему признанию, я до сих пор не знаю, был ли это местный житель или нет. Я просто надеюсь, что теперь они отвяжутся от Джейкоба.
Боже, я не могу вернуться в Чикаго со своим отцом. Я просто не могу.
Мне нужно найти выход из этого положения.
Через некоторое время приходит медсестра, делает процедуры и сообщает мне, что завтра меня выписывают.
Прежде чем уйти, она любезно ищет номер «Пичис» в Google, а затем сообщает мне, что дальше по коридору и за
