Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
Я огляделась, повернулась и отогнула пластырь.
— Отлично. Мне нравится ваша пчелка. Правда.
— Теперь мне придется в присутствии родителей до конца своих дней носить брюки с завышенной талией. — Я помогла Уиллу направить кресло на пандус и подняла его. — Кстати, если ваша мама узнает, что вы тоже сделали татуировку…
— Я скажу ей, что меня сбила с пути девчонка из трущоб.
— Ну ладно, Трейнор, покажите свою.
— Вам придется поменять мне повязку, когда мы вернемся домой. — Он с полуулыбкой пристально посмотрел на меня.
— Угу. Можно подумать, я ничего подобного не делала. Мы никуда отсюда не уедем, пока не покажете.
— Тогда приподнимите рубашку. Справа. Справа от вас.
Я наклонилась между передними сиденьями, задрала его рубашку и отогнула кусок марли. На бледной коже темнел черно-белый полосатый прямоугольник, такой маленький, что я не сразу разобрала слова.
Употребить до 19 марта 2007 года.
Я уставилась на него, хохотнула, и на глаза навернулись слезы.
— Это…
— Дата несчастного случая. Верно. — Он закатил глаза. — Ради всего святого, не надо соплей, Кларк. Это шутка.
— Смешная шутка. Гадкая, но смешная.
— Натану понравится. И не надо так смотреть. Можно подумать, я изуродовал свое безупречное тело.
Я опустила рубашку Уилла, повернулась и включила зажигание. Я не знала, что сказать. Не знала, что все это значит. Он учится мириться со своим состоянием? Или просто в очередной раз выказывает презрение к собственному телу?
— Эй, Кларк, окажите любезность, — окликнул он, когда я собиралась отъехать. — Загляните в мой рюкзак. В карман на молнии.
Я посмотрела в зеркало заднего вида и снова встала на ручной тормоз. Наклонилась между передними сиденьями и засунула руку в сумку, следуя указаниям Уилла.
— Вам нужно обезболивающее? — Между нашими лицами оставалось всего несколько дюймов. Его кожа обрела краски впервые после выписки из больницы. — У меня есть в…
— Нет. Ищите дальше.
Я достала листок бумаги и села на место. Это оказалась сложенная десятифунтовая купюра.
— Держите. Это десятка на всякий пожарный.
— И что?
— Она ваша.
— В честь чего?
— В честь татуировки, — ухмыльнулся он. — Пока вы не сели в кресло, я ни секунды не верил, что вы и правда на это пойдете.
16Ничего не поделаешь. Договоренности о том, кто где спит, не работали. Каждые выходные, когда Трина приезжала домой, семейство Кларк начинало долгую ночную игру в «музыкальные кровати». После ужина в пятницу мама и папа предлагали Трине свою спальню, и Трина соглашалась, после того как родители заверяли ее, что им не сложно, а Томас намного лучше спит в знакомой комнате. Они утверждали, что при таком раскладе все смогут выспаться.
Но когда мама ложилась внизу, им с папой требовалось их собственное одеяло, их собственные подушки и даже простыня, поскольку мама не могла уснуть, если кровать была не в ее вкусе. Поэтому после ужина они с Триной снимали белье с кровати родителей и стелили чистое, включая клеенку для матраса на случай детских неожиданностей. Папино и мамино белье тем временем складывали и убирали в угол гостиной, где Томас на нем прыгал или натягивал простыню на стулья, чтобы превратить их в палатку.
Дедушка предложил свою комнату, но никто не согласился. В ней пахло пожелтевшими газетами и самокрутками, и понадобились бы целые выходные, чтобы все вычистить. Я испытывала чувство вины, — в конце концов, это из-за меня все завертелось, — но знала, что не захочу вернуться в каморку. Эта маленькая душная комната без окон преследовала меня наподобие призрака. При мысли о том, чтобы снова спать в ней, у меня теснило грудь. Мне двадцать семь лет. Я главный кормилец семьи. Я не могу спать в чулане.
Как-то раз в выходные я предложила остаться у Патрика, и все с тайным облегчением вздохнули. Но пока меня не было, Томас захватал липкими пальцами мои новые жалюзи и раскрасил мое новое одеяло несмываемым маркером, после чего мама и папа решили, что лучше им спать у меня, а Трине и Томасу — у них, где фломастером больше, фломастером меньше — неважно.
Мама признала, что, если принять во внимание бесконечные перестилания кроватей и стирку, пользы от того, что я ночую в пятницу и субботу у Пата, немного.
Да, и Патрик. Патрик стал совершенно одержимым. Он ел, пил, жил и дышал ради «Викинг экстрим». Его квартира, прежде скудно обставленная и опрятная, была набита расписаниями тренировок и диетическими планами. Он приобрел новый облегченный велосипед, который стоял в коридоре и который мне запрещалось трогать, поскольку я могла сбить точную балансировку его скоростных характеристик.
И Патрик редко бывал дома, даже в пятницу или субботу вечером. Из-за его тренировок и моей работы мы, похоже, привыкли проводить время врозь. Я могла отправиться за ним на стадион и смотреть, как он бегает кругами, пока не пробежит нужное количество миль, или остаться дома и смотреть телевизор в одиночестве, свернувшись в уголке широкого кожаного дивана. Еды в холодильнике не было, не считая кусочков индюшачьей грудки и мерзких энергетических напитков консистенции лягушачьей икры. Мы с Триной как-то раз попробовали один и выплюнули, изображая, словно маленькие дети, будто нас тошнит.
По правде говоря, мне не нравилась квартира Патрика. Он купил ее год назад, когда наконец почувствовал, что его мать способна справиться одна. Его бизнес процветал, и он сказал, что один из нас обязательно должен улучшить свои жилищные условия. Я полагала, это послужит толчком к разговору о нашем общем будущем, но почему-то этого не случилось, а мы оба не любили заводить разговоры на неловкие темы. В результате, несмотря на годы, проведенные с Патриком, в этой квартире не было ничего моего. Я так и не смогла ему признаться, но мне больше нравилось жить в родном доме с его шумом и лязгом, чем в этой бездушной, безликой берлоге холостяка с ее выделенными парковочными местами и эксклюзивным видом на замок.
Кроме того, в ней было довольно одиноко.
«Я должен соблюдать расписание, детка, — говорил Патрик, когда я жаловалась на одиночество. — Если я пробегу меньше двадцати трех миль на данном этапе игры, я просто не смогу вернуться в колею». Затем он сообщал мне последние новости о болях в голени или просил передать мазь для натруженных мышц.
В свободное от тренировок время он пропадал на бесконечных встречах с другими членами команды, примеряя экипировку и завершая подготовку к путешествию. Сидеть среди них было все равно что сидеть среди корейцев. Я понятия не имела, о чем они говорят, да и не слишком стремилась это выяснить.
А ведь через семь недель я должна была поехать с ними в Норвегию! Я так и не придумала, как сказать Патрику, что я не попросила Трейноров об отпуске. Какой отпуск? Мой контракт должен был закончиться меньше чем через неделю после «Викинг экстрим». Наверное, я по-детски отлынивала от принятия решений, но, по правде говоря, видела только Уилла и тикающие часы. Все остальное я едва замечала.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101