выстрелы — теперь все мы метили тварям прицельно в голову.
А я перезарядил револьвер и принялся палить по «богомолу», который слегка откинулся назад, чтобы плюнуть в защитников лагеря.
Одна из пуль, хоть и было далековато, попала в глаз. На его месте вспух фонтан тягучей коричневой крови, а монстр пошатнулся, пытаясь удержать равновесие. Но тут длинные тонкие лапы подогнулись, и огромная туша упала на землю, взметнув облако снега.
— Тебе начислено пять тысяч баллов, — сообщил СИПИН.
— Понял… — ответил я, снова перезаряжая револьвер.
…Мы не успели добить первую группу, как появилась вторая. В ней тоже было чуть меньше десятка особей. И накинулась новая стая не только на нас, но и на недобитых сородичей. Правда, нам от этого легче не стало.
Встречали их уже стрельбой вразнобой. Часть костров во время первой схватки успели затоптать, и меткость у стрелков в темноте хромала. Так что основной удар на себя приняли копейщики. Люди били, куда могли — в лапы, в пузо, в голову. Старались если не убить, то хотя бы лишить монстров подвижности.
Богомолы отвечали своими передними лапами, похожими на серпы — и по форме, и по эффекту. Они были более узкими и длинными, чем у земных богомолов, и нередко пробивали человека насквозь. После этого «богомол» чуть раскрывал клешню, а затем подкидывал ещё живого бойца к себе в рот, перехватывая его жвалами.
Монстры жрали нас, не отрываясь, прямо в процессе боя! Видимо, поздний ужин и был их основной целью. А нападение на нас — чем-то вроде ритуальной сервировки стола.
Я заскочил внутрь капсулы, перезаряжая револьвер, и успел мигнуть прожектором в сторону очередной группы «богомолов», которая подбиралась к нам.
Басовито зарявкали «слонобои», в этот раз посылая во врага не картечь, а ядра. На близком расстоянии они имели потрясающую убойность.
А я уже снова выбежал на улицу — и чуть не попал под удар. Еле успел отскочить, когда в снег рядом со мной вонзилось огромное лезвие передней конечности…
От неожиданности и злости я заорал, после чего вмиг навёлся на голову и разрядил в неё весь барабан. На таком расстоянии, ещё и с купленными на Алтаре патронами, револьвер оказался максимально эффективен… Башку «богомолу» почти напрочь снесло — она, печально покачиваясь, повисла на каком-то лоскутке. А я успел рвануть обратно в капсулу, спасаясь и от ядовитой слюны, и от, собственно, падающей туши.
— Тебе начислено пять тысяч баллов.
— Ы-ы-ы! — ответил я, буквально заставляя себя опустошить барабан и вставить в него новые патроны.
От угрозы близкой и мучительной смерти, надо сказать, мне слегонца поплохело… А когда рядом с капсулой на землю упало тело Сочинца, причём тремя кусками — и вовсе стало худо. Даже внутри вонь от богатого внутреннего мира моих товарищей стояла такая, что… В общем, я уже задумывался над тем, как бы пореже дышать. И это ещё процессы разложения не начались…
А когда я, наконец-то подавив приступ тошноты, заставил себя выбраться наружу, то еле смог открыть дверь. Оказалось, снаружи её подпирала прыжковая лапа убитого мной монстра.
Стрельба уже стихала. Богомолы отступали, устроив кровавый ночной пир и решив не оставлять нам чаевые.
— Как там Сочинец? — спросила сверху Кострома.
— Какая из его частей? — хмуро уточнил я.
— Не боись, он скоро возродится в своей капсуле! — бодро напомнила девушка.
— Я боюсь не его смерти, а его запаха! — парировал я.
— К запаху ты тоже скоро привыкнешь! — успокоил меня Пустырник.
— Привыкнешь тут… — пробурчал я, возвращаясь к экранам.
Я вглядывался в изображение, но мир вокруг был бел и пуст. Только тёмные углубления показывали места, где недавно скакали наши враги. Вскоре вернулась Кострома и другие стрелки с крыши капсулы. Свой пост я оставил только тогда, когда заалел заполненный тучами восточный край неба.
К нам летела очередная пурга и метель. Но мы пережили эту ночь. И, если верить счётчику в заказе, даже не потеряли ни одного беженца. Мы сделали треть нашего большого дела. Осталось сделать всего лишь в два раза больше… И всё что я мог сказать на это — только: «Ы!».
Других умных слов у меня не осталось.
Глава 20
Однозначно превозмогательная
Дневник Листова И. А.
Триста шестидесятый день. Познавательное утро.
— Живее! Живее! Встаём в колонну! — эта фразу мы повторяли уже раз двадцать, просто на разных языках.
Неподалёку возмущалась небольшая группа, которая только подошла. Её глава требовал передышки, а Пустырник через переводчика объяснял, что мы тут не собираемся постоянное поселение организовывать. Закончилось всё тем, что глава мэрских гвардейцев махнул рукой, развернулся и ушёл, оставив новичков самих решать свою судьбу.
За утро подтянулось около сорока человек. Обидно было, что наверняка придут ещё беженцы, но их мы уже не сможем спасти.
Пришлось использовать стены форта в качестве указателя. Там, на самых распространённых языках, мы выбили одну и ту же фразу:
— Не останавливайтесь! Идите на запад! Там город, где вас примут!
В самом форте оставили все дрова, которые удалось сохранить за ночь. И это всё, что мы могли сделать. Возможно, потом сможем ещё что-нибудь… Но я в этом сильно сомневался. Да и очередная буря, накатывающая с востока, скорее всего, поставит точку в зимних путешествиях. Очень уж тучки выглядели хмуро… Наверняка и снег с собой принесут, и лютый холод.
А значит, после нашего ухода вряд ли подтянется много беженцев. Ну или я просто пытаюсь успокоить свою совесть. Не хотелось думать о том, что где-то тут будет потеряна ещё тысяча-две человек…
А пока мы пытались — по утреннему морозцу, на котором, казалось, даже пар от дыхания оседал на землю микроскопическими колючими льдинками — заставить всю толпу двигаться в нужном направлении.
Впереди шли баги, ровняя снег, за ними — сани, а вслед за ними — беженцы. Стрелков и копейщиков распределили в середине и в конце колонны. Возродиться в своих капсулах к этому моменту успели все бойцы до единого, так что уходили мы с чистой совестью. А те, кому не повезло, как тому же Сочинцу, погибнуть от жвал и лап «богомолов» — ещё и с жуткими воспоминаниями.
Ну а пока люди втягивались на дорогу, Дунай пытался спешно вскрыть одного из убитых монстров. И наблюдал я за этим, если честно, не без брезгливости. Очень уж инородными и неприятными казались
