– Не хватало еще, моя девочка, чтобы ты выбилась из сил до приема в Карлтон-Хаус, – сказал он.
Мистер Шоли не мог и помыслить об этом торжестве без радостного потираний рук; как и всякий раз, навещая дочь, он не мог побороть искушение взять в руки пригласительную открытку и упиваться ею, часто зачитывая вслух.
– Подумать только, как я был близок к тому, чтобы сказать милорду Оверсли, что вы мне совершенно не подходите! – сказал он как-то Адаму в порыве откровенности. – О, даже маркиз не смог бы вести себя лучше с Дженни! Да, это был поистине великий день для меня, когда я увидел, как она выезжает, чтобы быть представленной ко двору, ко, в конце концов, именно об этом я и договаривался. Но это!.. Лорду Чемберлену вверено его королевским величеством пригласить вас и Дженни на званый вечер удостоиться чести встретиться с ее величеством королевой! Не стану скрывать, что никогда и не мечтал о подобном шике, милорд!
Адам, который начинал привыкать к откровенным высказываниям тестя, засмеялся, но тут же открестился от ответственности:
– Это вовсе не моя заслуга, сэр! Мы обязаны приглашением моему отцу, который, видите ли, был одним из друзей принца. Надеюсь, Дженни там понравится.
– Понравится! Даю голову на отсечение, ей понравится! Да, а мне, могу вам сказать, понравится услышать об этом все и думать, как горда была бы ее мать, если бы дожила и увидела исполнение своей мечты.
– Возможно, она видит, – предположил Адам.
– Ну, мне хотелось бы так думать, – признался мистер Шоли, – но нельзя сказать наверняка.
– Так-то оно так, однако вы напомнили мне, что у меня с вами отдельный разговор, сэр. Дженни говорит мне, что вы не собираетесь идти на наш прием.
– Нет, не собираюсь, и я ей устроил хорошую взбучку за то, что она отправила мне пригласительную открытку, хотя, считаю, это очень любезно с вашей стороны – пригласить меня! Хорошо бы я смотрелся, втираясь в компанию важных персон! И ехать с вами в собор Святого Павла я тоже не собираюсь, так что, сэр, не будем больше об этом! – Он утробно рассмеялся. – Слышали бы вы, как она рассказывала мне, что получит билеты от милорда Адверсейна! Отца Броу – как она называла его, будто привыкла к этому с пеленок!
Адам, будучи слегка заинтригован, оставил это без ответа, вновь обратившись к теме предстоящего раута. Но мистер Шоли оставался непоколебим перед всеми уговорами зятя, сказав с обезоруживающей прямотой, что если милорд начнет проталкивать его на свои приемы, то вскоре обнаружит, что его обширные знакомства пошли на убыль.
Вскоре стало очевидным, что хотя мистер Шоли не будет присутствовать на приеме, но имеет твердое намерение сделать свое присутствие на нем ощутимым, настолько жгучий интерес проявил он к приготовлениям и настолько был уверен, что прием этот должен превзойти своим великолепием все прочие, устраиваемые в этом сезоне.
– Заказывайте все самое лучшее! – уговаривал он дочь. – Не бойтесь, раскошеливаться буду я! Вам понадобится дюжина лакеев – я пришлю своих людей. И не беспокойтесь насчет шампанского, потому что я позабочусь об этом, и, ручаюсь, вы не услышите никаких жалоб от своих гостей!
– Спасибо, мы очень вам признательны, сэр, но я уже об этом позаботился, – сказал Адам, стараясь говорить сердечно, но это ему явно не вполне удавалось.
– Тогда, бьюсь об заклад, вы выбросили деньги на ветер, милорд! – раздраженно ответил мистер Шоли. – Бестолковость – вот как это называется, не в обиду вам будет сказано! Вы могли бы понимать, что я могу купить это дешевле и лучшего качества, чем вы!
Наткнувшись на препятствие здесь, он сделал заход с другой стороны, предлагая добавить к серебру Линтонов свою внушительную коллекцию тарелок, чтобы, как он объяснил, вид был побогаче. После этого предложения Адам вышел из комнаты, даже не извинившись, настолько был взбешен последним предложением.
Он отправился в свою библиотеку, там Дженни и нашла его через какое-то время. Он посмотрел на нее отрешенным взглядом, но резко проговорил:
– Дженни, я вовсе не хочу обидеть твоего отца, но буду тебе весьма признателен, если ты растолкуешь ему, что мне не нужны ни его лакеи, ни его тарелки, и, позволю себе заметить, я не желаю, чтобы он оплачивал мои расходы!
Она спокойно, как ни в чем не бывало, ответила:
– Как будто я этого не знала! Но зачем ты сердишься? Только держи язык за зубами, прошу, дорогой, и предоставь мне все уладить с папой – уверяю тебя, у меня получится! Не будет сделано ничего такого, что тебе не понравилось бы, и мне не больше твоего хочется, чтобы он освобождал нас от расходов. Это я и пришла тебе сказать, потому что видела, как папа просто довел тебя до белого каления.
Смягчившись, он сказал:
– Надеюсь, ему это не удалось!
– Ну конечно, не удалось, но это не важно. Он из тех, кому нравится делать одолжения. Я объяснила ему, как обстоят дела, так что ты можешь не беспокоиться.
– Мне вовсе не так спокойно, – признался он. – Считаю, что должен извиниться перед ним за то, что вел себя так бестактно и грубо.
– Вовсе нет! Я не говорю, что он разделяет твои чувства, но ты нравишься ему ничуть не меньше из-за того, что не желаешь висеть у него на шее. Не думай больше об этом!
Если он и не мог последовать этому совету, то по крайней мере старался скрыть от Дженни, что последующая деятельность мистера Шоли внушила ему еще большее беспокойство. Мистер Шоли, которому не позволили устроить прием дочери на должной высоте, сосредоточил свое внимание на ее внешности. Поражение, которое он потерпел от леди Нассингтон, все еще терзало ему душу, и теперь вся его энергия была направлена на задачу сделать из Дженни то, что он называл высшим шиком и что, с содроганием и не без тревоги думал Адам, превратит ее в ходячую рекламу ювелирной лавки. Он так никогда и не узнал, каким образом ей удалось отговорить отца от покупки для нее тиары с рубинами и алмазами, которая ему приглянулась; и, поскольку мистер Шоли согласился со всеми предложениями относительно украшений, в вечер приема Адам был приятно удивлен тем открытием, что на жене было всего лишь тонкое ожерелье, одобренное леди Нассингтон, алмазная эгретка, которую он сам подарил ей на свадьбу, одно кольцо и всего два из ее многочисленных браслетов.
Была еще одна деталь, которой он был обязан своей сестре. Просматривая в журнале странички моды, Лидия вдруг воскликнула:
– Дженни, тебе бы это пошло!
Поглядев поверх ее плеча на изображение тонкой гибкой женщины в бальном платье из белого атласа с голубой мантильей до колен, Дженни прямодушно сказала:
– Нет, не пошло бы. Глупенькая, оно сделало бы меня еще шире и меньше ростом, чем я есть на самом деле!
– Да нет же, я не о платье! – сказала Лидия. – Прическа! Видишь, никаких завитков, никакой укладки, которая, по-моему, страшна, как траурная вуаль мамы! Так что, если ты сделаешь такую прическу, уверена, это тебе пойдет и придаст шарм своеобразия, потому что, как говорит моя тетя Брайдстоу, это самой важное в женщине, если, конечно, тебе не выпало счастье родиться красавицей.
