получил удовольствие от смерти Лю Чу, испытал радость от вкуса его крови, как от глотка воды в жажду, пусть даже во сне… об этом он сумел не сказать и Лэю.
Оставалось только сдерживать себя, не давать рукам воли сорвать украшение с шеи врага, ведь он знает, что случится, когда Полдень и Полночь окажутся в его руках.
Глава 41. Церемония Дарения
Мастер Оружия говорил с Учителем, а улыбался мечу, как единственной подруге:
— Веришь ли, все последние одиннадцать и две весны я жду, когда придёт её хозяин.
— Верю.
— Веришь ли, я нарёк её Смертью, ещё разжигая огонь в кузне.
— Верю.
Учитель знал, на эти вопросы можно не отвечать, но это было частью ритуала.
Мастера Оружия — совершенно особая каста, сродни палачам, но, в отличие от них, не только почитаемая, но и любимая. Если палачами становились только рождённые от палачей — или выданные за рождённых от палачей! — то стать Мастером Оружия мог каждый, кому отзывался Металл, и многие мечтали об этом. Но не каждому Мастеру Оружия было по силам чувствовать, который из мечей он наделяет особым сознанием, который из мечей становится живым, «стальной женщиной», которая примет имя и сама себе выберет хозяина.
Учитель думал над этим долго. Очень долго:
— Могу ли просить тебя, Мастер, об одной маленькой услуге?
Мастер поднял взгляд:
— Разумеется!
Учитель улыбнулся.
Маленькая проверка — это всего лишь маленькая проверка.
Солнце лениво поглядывало вниз из-за лёгкой кисеи утренних облаков. Каждую весну сторожевые кланы привозили в столицу своих юношей, готовящихся стать мужчинами, каждую весну наполнялись площади нестройным гулом голосов, непривычных ещё к низкому тембру. Оружейная Палата — огромное строение на окраине Циньдара — встречала учеников имперскими флагами над пагодами и нежным перезвоном «музыки ветра» в арках галерей.
Все волновались. Да, они уже взрослые, почти все станут воинами, кто-то пойдёт в подмастерья к оружейникам, вон, Лэй сдерживается, как может, хочет казаться солиднее, благонадёжнее, чем есть, а не скакать от счастья кроликом. Ксиабо изо всех сил старается сделать вид, что не очень-то он и переживает — быть бойцом по-любому проще, чем оружейником или палачом…
Йи знал, что это тоже экзамен, но не понимал, что может зависеть от него — сейчас. Он видел в прошлом году, как один из парней, едва заметив одну из дагъен в лаковых ножнах, радостно воскликнул: «Юуми1!» — и Мастер Оружия взял тот меч с подушки, все опустились на колени, соглашаясь с волей Небесной Императрицы, и парень смог взять в руки Стальную Женщину. И Мастер Оружия говорил древнюю формулу принятия крови и стали…
Если бы Йи позволили, как в прошлые посещения Оружейной Палаты, пройти теми галереями, по которым три года назад впервые провёл подмастерье и в которые после сбегал он сам, он бы уже нашёл её. Её, Ша. Стальную Женщину, что лукаво улыбнулась ему колыханием алой кисточки. Он бы нашёл её и принёс Мастеру Оружия, чтобы просить разрешения… непонятно, правда, на что, но вместе бы как-нибудь разобрались. А он шёл вместе со всеми в торжественный зал. Там на подушках лежали рядами мечи, и Дэй не чувствовал, где же Ша.
Торжественно сверкали остриями шипов изогнутые дао2. Ветер играл кисточками длинных цянь3и коротких дагъен… ни одна из которых не была Ша!
Молодые парни, когда их называли по имени, выходили по одному, принимать в дар оружие, и всё холоднее становились руки Йи.
Взгляд скользил по лицам собравшихся в зале мужчин и красавиц, детей и юношей, чей срок ещё не настал. Учителя среди них не было, да и того Мастера Оружия, к которому Йи пришёл бы с вопросом о цене меча, тоже… что делать, как быть… так не хотелось ломать церемонию!
Он не мог, не имел права принимать другой, чужой меч.
Голос Мастера Оружия раскатился над толпой счастливых молодых людей и гостей праздника:
— Йи Дэй!
Всё. Так и кончается жизнь.
Йи знал, что должен подойти к Мастеру Оружия, опуститься на колени, склонив голову, поблагодарить, забрать меч…
У Мастера в руках красовалась изогнутая, с широким концом дао. Сверкающая. Почему-то Дэй знал её имя так же, как знал имя Ша — словно оно всегда было в его памяти. Блеск шипов по вогнутой стороне, искры на выгнутом лезвии словно поддразнивали Йи: ну же, давай, забирай меня! А что, мы поладим, ты подрастёшь, приучишь ко мне своё тело, и я постараюсь служить тебе верой и правдой, никогда не напомню, что свою первую женщину ты бросил…
Йи качнулся, не понимая, шагнёт ли вперёд, к чужому мечу, или отшатнётся назад, в Тень…
Тень! Не назад, нет, вперёд, только вперёд, одним долгим шагом, но сразу за спину Мастеру Оружия, сразу туда, где уже ждёт Новый Канг с понимающей улыбкой… разговаривать здесь, где за радужной плёнкой замирал на медленном выдохе весь мир, было невозможно, но жест «следуй за мной» Йи знал с семи вёсен.
Канг уводил его из торжественного зала. Канг выводил его смежным путём сквозь стену. Йи запоминал, что и как он делает, понимая, что может никогда так и не научиться этому действию.
Шагнув из Тени, Канг преклонил колено перед Учителем.
Йи, не смея верить своим глазам, смотрел на него, падая на колени в одуряющем бессилии — и опускал взгляд.
Дэй испортил церемонию. Дэй сломал свою жизнь. Лучше бы он работал писарем до семидесяти лет… но то, что Ша никто не забрал у Мастеров за прошедшие со дня их знакомства три года, ещё не значит, что она ждала бы его и дальше.
— Кстати, Циньхуа4, Сверкающая, тоже не отказалась бы стать его Стальной Женщиной!
Йи показалось, он оглох. Не может быть, чтобы так спокойно, с таким непередаваемым теплом в голосе Мастер Оружия говорил о той дао и… о нём ли, неясно, видимо, здесь есть кто-то ещё. Да, есть Канг… нет, Канга уже нет, вернулся в Тень, на церемонию. Йи Дэй не был последним из получающих оружие, а Тени хранили покой там, где могли разглядеть беду раньше, чем она пришла бы в видимый всем мир.
Дэй никак не мог отдышаться, никак не решался поднять глаза. Разглядывал расшитый золотом подол плаща Мастера Оружия, первозданно-чистый, чёрный подол плаща Учителя…
— Дао? Это интересно! Как правило, к нам идут цянь, редко дагъен, и ни одна из дао на моей памяти не изъявляла желания стать оружием палача.
В голосе Учителя не было
