class="p1">Нет, чепуха. Если Креол однажды сделает что-то из ряда вон выходящее, Мардук просто испепелит его молнией. А раз до сих пор не испепелил — Мардука все устраивает.
Значит, Креол все делает правильно.
— А, ты здесь, — раздался знакомый голос. — Сочувствую твоей утрате, брат.
— Нечего мне сочувствовать, — проворчал Креол. — Сочувствуй этому отродью гиены и лярвы, когда я до него доберусь.
Шамшуддин вздохнул и покачал головой. Положив руку побратиму на плечо, кушит-полукровка сказал:
— Пойдем. Я знаю хороший питейный дом. Только не сжигай его в этот раз.
— Не хочу я пить, — огрызнулся Креол.
— Тогда пойдем к блудницам. Священные харимту утешат тебя.
— Не зли меня, Шамшуддин!
Но в конце концов Креол все-таки сдался и позволил себя напоить. Все равно магистром он уже стал, никаких важных дел не предвидится, а Шахшанору нужен серьезный ремонт.
Шамшуддин, лучше всех на свете знавший побратима, подливал ему и подливал, пока Креол не забыл о душевной боли. В обнимку, едва держась на ногах, два мага, два великих мага плелись по ночному Уру и голосили вразнобой:
— Шумерска-а-ая но-о-очь!.. О славься, Марду-у-ук!.. Двуглавый топор, как бритва остер, зарубил всех тварюг!..
Аб-ба-эд — месяц выхода отцов, самый конец осени. Не такой холодный, как зиз-а, месяц темноты, но по ночам стоит уже настоящая прохлада, и шумеры надевают теплые плащи и накидки. Слегка продрогший Креол в конце концов завернул в еще один питейный дом, разделил с Шамшуддином большой сосуд амам и тоскливо молвил:
— Хочу уехать куда-нибудь. Подальше. Не могу в Шахшаноре, опостылело. Хочу… чрево Тиамат… хочу подвиг совершить. Желаю.
— Ты добр и мудр, брат, — серьезно кивнул Шамшуддин. — Твои желания благородны. Говорят в народе: кто имеет друга, тот сам чей-то друг.
— Что?.. — не понял Креол.
— Я поеду с тобой, брат.
— Да?.. а куда?..
— Мы поедем на родину моих предков. В Куш.
— За… зачем?.. — все сильнее терял нить Креол.
— Мои предки… я же только наполовину шумер, брат. Ты знал?
— Даже не догадывался, — уставился на эбеновую кожу побратима Креол. — А что есть интересного в Куше, кроме ста тысяч твоих черных братьев?
— Там нет ни одного моего брата. Мой единственный брат — ты, брат. И то не родной. А в Куше из интересного есть Белый Кубок. Ты слышал о нем?
Креол задумался. О Белом Кубке он слышал. Один из легендарных артефактов — из тех, что были созданы великими магами древности или даже самими богами, теперь уж не разберешь. Белый Кубок сравним с Диадемой Царей, Сияющим Оком, адамантовой секирой Мардука и прочими божественными сокровищами. И заиметь его в собственность стоит того, чтобы отправиться за море, в края диких обезьян.
— Ну в Куш так в Куш… — сказал Креол, падая под стол.
Через несколько дней из урской гавани вышел торговый корабль, и на его борту были два мага. Креол только что наколдовал попутный ветер, и корабельщик почтительно ему поклонился. Заполучить таких пассажиров — большая удача, можно не бояться ни штормов, ни штилей, ни пиратов, ни морских чудовищ.
Корабль был куда больше тех, что ходят по Тигру и Евфрату. Почти сорока локтей в длину и десяти в ширину, с узким парусом и шестью рулевыми веслами, он рассекал водную гладь, точно могучий кит. Во всем великом Шумере всего несколько таких кораблей, и только они способны пересечь Эритрейское море, обогнуть гигантскую Араву и достичь удивительных стран юга — Офира и Куша.
В основном Офира. Он ближе, и он богаче. В стране Офир есть золото и самоцветы, красное дерево и слоновая кость. Все самое дорогое возят оттуда — в том числе и кушитских рабов. Офирцы часто делают набеги на соседей, берут в полон детей, молодых женщин и крепких мужчин. Большую часть оставляют себе, но другую отправляют в богатые северные земли — Шумер и Та-Кемет.
— Моя мать была дочерью свободного авилума и сама тоже свободная женщина, — рассказывал Шамшуддин, сидя на корме и глядя на заходящее солнце. — Она говорила, что мой отец — Барака, кушитский раб. Но я не уверен в этом, брат.
— Если твоя мать не была кушиткой, то им должен быть отец, — рассудительно сказал Креол, покачивая на весу мех с вином. — Шамшуддин, это не сажа въелась в твою рожу.
— Брат, я не о том…
— А если твой отец не был рабом — для чего твоей матери врать, что был? Всегда же лучше быть сыном свободного.
— Нет, брат, я и не о том. Мой дед ведь собирался убить меня сразу после рождения, ты помнишь? Моя мать опорочила наш род. А помнишь, почему он меня не убил?
— Ты непроизвольно применил телекинез, — завистливо сказал Креол.
— Да. Человеку такое недоступно. Никто не применяет Искусство просто так, без обучения, да еще и в младенчестве. А я смог — и это значит, что в моих жилах течет нечеловеческая кровь. Понимаешь?
— Понимаю. Либо твоим отцом был не тот кушитский раб, либо тот кушитский раб — не просто кушитский раб.
— Барака из Напаты умер, когда я был еще ребенком, — сказал Шамшуддин. — Не знаю уж теперь, сам или с помощью дедушки…
— Можно призвать его дух и спросить, — тут же предложил Креол.
— Я пробовал, он не пришел.
— Потому что ты никуда не годен как спирит и некромант, Шамшуддин, — объяснил Креол. — Ты умеешь только двигать вещи. Тебе надо было попросить меня.
— Нет, брат, я подумал об ином. В Напате должны оставаться родичи моего отца. Ты ведь сможешь по ауре сказать, в родстве ли я с ними?
— Смогу, это самое легкое, — пожал плечами Креол.
Он не спросил, отчего бы Шамшуддину не сделать это самому. Ауры побратим читать умеет, но все-таки не так хорошо, как Креол. Чтобы определить родство, ему нужно увидеть обе ауры бок о бок, сравнить их.
А увидеть собственную ауру пока еще не сумел ни один маг.
Семь дней и семь ночей корабль шел вокруг Аравы. И это было еще очень быстро, потому что ветер всю дорогу дул попутный и очень крепкий, так что гребцы сидели сложа руки. Встреча с дильмунскими пиратами тоже закончилась, толком не начавшись — Шамшуддин просто толкнул их
