выразил несогласие с учением свт. Игнатия, Вы правы, предполагая в Вашем письме ко мне, что, когда я писал о нем в «Душе после смерти» (с. 36), я не читал брошюры свт. Феофана «Душа и ангел», где излагается критика учения свт. Игнатия, а руководствовался лишь кратким упоминанием об этом у о. Георгия Флоровского.
После этого я воспользовался возможностью приобрести и прочитать брошюру свт. Феофана и пришел к выводу, что мои замечания неточны. Вы правы, между ними не было «спора», а лишь несогласие свт. Феофана, выраженное после смерти свт. Игнатия. Предмет расхождений был указан нечетко (об этом я еще скажу). К главному вопросу, поставленному Вами, — было ли и на деле это расхождение «незначительным», как я утверждал, — я хотел бы кратко обратиться.
Возможно, это вопрос семантики, основывающийся на разнице оценки несогласий между двумя богословами. Всякий, читающий «Душу и ангела» свт. Феофана на двухстах с небольшим страницах, содержащих критику учения свт. Игнатия, и отмечающий силу, с которой свт. Феофан обличал то, что считал ошибкой свт. Игнатия, мог бы назвать сии расхождения «значительными». Но, учитывая весь контекст учения свт. Игнатия о жизни после смерти, я все-таки не могу считать данные разногласия «значительными», и вот по каким причинам.
1. Свт. Феофан на всем протяжении книги «Душа и ангел» критикует одну и ту же ошибку (или предполагаемую ошибку) свт. Игнатия — мысль, что душа и Ангелы телесны, телесны в силу своей природы. Сам свт. Феофан пишет: «Если бы новое учение только говорило, что Ангелы имеют тела, можно было бы и не спорить с ним; ибо при этом главною господственною стороною у Ангелов поставляется все-таки разумно свободный дух. Но когда говорится, что Ангел есть тело, тогда надобно отрицать у него разумно-свободность и сознание, ибо эти качества не могут принадлежать телу» (с. 103). Если бы свт. Игнатий действительно придерживался такого мнения со всеми последствиями, приписываемыми ему [этому мнению] свт. Феофаном, это, конечно, было бы серьезной ошибкой. Но даже в таком случае не оказало бы прямого влияния на остальную часть его учения о жизни после смерти: Ангелы и души действовали бы по тому же принципу и в тех же «местах», будь они телами или имей они тела (или же принимая на себя тела, как сам свт. Феофан, полагает). Иными словами, критика свт. Феофана обращена не против всей системы учения свт. Игнатия, а лишь против одной ее составляющей (аспекта). Но и здесь их согласие больше их несогласия: оба сходятся во мнении, что в деятельности Ангелов присутствует телесная сторона, будь то в мире земном или в мире ином, и потому свидетельства об их действиях и поступках, изложенные в житиях святых и других православных источниках, должны приниматься как истинные, а не как «метафоры» или «представления» (fantasies), по мнению западных критиков. Поэтому, принимая во внимание весь контекст учения свт. Игнатия (и свт. Феофана) о жизни после смерти, я не могу не считать данное расхождение «значительным».
2. Я всерьез задаюсь вопросом, действительно ли свт. Игнатий учил тому, что приписывает ему свт. Феофан; верно то, что он на это не делал такого упора и таких заключений из сего не делал, которые озаботили свт. Феофана заняться их опровержением. В частности, из вышеприведенной цитаты из книги свт. Феофана — где он утверждает, что «когда говорится, что Ангел есть тело, тогда надобно отрицать у него разумно-свободность и сознание», — ясно, что свт. Феофан лишь логически заключает то, во что, как он полагает, верит свт. Игнатий, но нигде не может найти подтверждения у свт. Игнатия, что это в самом деле так — что Ангелы лишены разумной свободы и сознания; разумеется, свт. Игнатий так не мыслил. Читая «Слово о смерти» свт. Игнатия, я не увидел такого учения. Я не читал его «Прибавления» к данной работе, но уверен, что и там нельзя найти тот акцент и последствия учения, в отношении которых свт. Феофан выдвигает свои обвинения. Не углубляясь в подробности разногласий между ними (что могло бы стать темой большого исследования, но не имело бы, по-моему, никакого особого значения для православного богословия или для православного учения о жизни после смерти), я думаю, что ошибкой со стороны свт. Игнатия было не то, что он будто точно придерживался критикуемого свт. Феофаном учения, а (вероятно) в излишнем подчеркивании телесной стороны ангельской природы и образа действия (что неудивительно при борьбе с чрезмерным акцентированием «духовности» у западных учителей) — до той степени, что порой казалось, будто он говорит, что Ангелы (или души) суть тела, а не (как я думаю, он хотел сказать) что Ангелы и души обладают (эфирными) телами или что телесная сторона является частью их природы. Как выразился свт. Феофан, между ними не было бы полемики, если бы учение было таковым, так как он считает это (например, в «Душе и ангеле», с. 139) допустимым мнением по такому сложному вопросу, который догматически не определен Церковью.
Тогда тем более — если свт. Феофан отчасти и ошибался относительно акцентов в учении свт. Игнатия — это несогласие между ними следует, по моему мнению, считать «незначительным».
3. Свт. Феофана однажды прямо спросили, нашел ли он в учении свт. Игнатия какую-либо неточность, помимо предполагаемого учения о материальности души. Он ответил: «Нет, у преосвященного Игнатия только и есть погрешности, что его суждение о природе души и Ангела, — будто они вещественны... Сколько же мне приходилось читать в книгах его, я ничего не заметил неправославного; что читал, то хорошо» (Письмо от 12 декабря 1893 г. в «Русском иноке», Почаевская лавра, № 17, сентябрь 1912 г.).
Теперь перейдем к последнему вопросу — относительно воздушных мытарств, с которыми душа встречается после смерти.
В Вашем «Открытом письме» Вы цитируете письмо свт. Феофана, в котором он утверждает, что жизнь после смерти — «это земля, скрытая от нас. Что там происходит, точно неизвестно... А что там будет — увидим, когда попадем туда». Из сего, а также из того факта, что свт. Феофан в своих трудах не упоминает часто о мытарствах, Вы заключаете, что «это учение как таковое, во всем его символизме, было... наиболее далеким для него», полагая, что я ошибаюсь, подчеркивая, что свт. Феофан был стойким защитником православного учения о мытарствах. На это я отвечу в нескольких пунктах.
1. В сочинениях свт. Феофана я тоже могу вспомнить два прямых указания на учение о мытарствах. Но и этих двух
