Войдя в руководящий состав Московского комитета партии, Хрущев расширил круг знакомств из военной среды. Как партийный руководитель он контактировал с наркомом обороны К.Е. Ворошиловым, его заместителем М.Н. Тухачевским, командующими МВО А.И. Корком и И.П. Беловым, командующим элитной Московской Пролетарской стрелковой дивизией Л.Г. Петровским[645]. Вообще ряд партийных руководителей Московского комитета были родственно связаны с руководителями военными. Например, секретарь МГК ВКП(б) С.З. Корытный был женат на сестре командующего КВО И.Э. Якира, а заведующий ОРПО МГК А.Н. Богомолов – на сестре заместителя наркома обороны Я.Б. Гамарника.
Военные руководители беспокоили Никиту Сергеевича преимущественно по жилищным, кадровым вопросам и даже проблемам дислокации частей. Так, когда в середине 1930-х гг. Московскую Пролетарскую стрелковую дивизию пытались передислоцировать из столицы в область, ее командир Л.Г. Петровский выступил категорически против. За поддержкой он обратился не только к наркому обороны, но и лично к первому секретарю МК ВКП(б). В июне 1937 г. Петровский вспоминал: «Я говорил по этому поводу с т. Ворошиловым, доказывал, что это нельзя. Я говорил в частном разговоре с т. Хрущевым, что есть такие разговоры, чтобы Никита Сергеевич поддержал это» [646].
В свою очередь и Хрущев использовал контакты с военным руководством в интересах города и области. Например, когда в начале 1936 г. обком утвердил программу курсов для секретарей райкомов, лекцию «Наши вероятные противники и оборона страны» должен был читать заместитель наркома обороны М.Н. Тухачевский[647]. По словам Никиты Сергеевича, с М.Н. Тухачевским близко он знаком не был: «Я с Тухачевским встречался, хотя знал его не столь близко, но и не очень далеко. Когда я работал секретарем Московского городского и областного комитетов партии, мы с ним перезванивались и встречались, причем не только на пленумах: я с ним не раз выезжал в поле, где он показывал мне в деле некоторые военные новинки». Как руководителя столичного региона, отвечающего за выполнение строительной программы Генерального плана реконструкции Москвы, Хрущева могли заинтересовать новинки инженерного оборудования. Так, запомнился Никите Сергеевичу ковшовый ленточный экскаватор, который он увидел вместе с Тухачевским на одном из испытаний[648]. Возможно, под воздействием от этой встречи Хрущев в 1935 г. заявлял: «Мы должны на земляных работах ввести экскаваторы, транспортеры, скреперы для погрузки. Для выемки земли должны ввести экскаваторы одноковшовые и двухковшовые разных систем»[649]. Впрочем, и военные структуры не чурались перенимать успешный технический опыт москвичей. Как отмечалось в докладе руководителей Эксплуатационного управления РККА начала 1938 г., проект временной облегченной установки для безгаражного хранения эксплуатационных машин был разработан ими «на основании опыта, проведенного Мострансом по инициативе тов. Хрущева». Успех собственных опытов вместе с имеющимися результатами московских транспортников дали возможность поставить вопрос перед военным руководством о широком внедрении изобретения в РККА[650].
Приходилось Хрущеву разрешать и конфликтные ситуации. Жена Никиты Сергеевича вспоминала, что когда возникла угроза вытаптывания военной конницей подшефных лугов Электрозавода г. Москвы, секретарь парткома даже звонил Хрущеву на квартиру. Последний, по свидетельству Нины Петровны, помог этого не допустить[651].
1937 год внес коррективы в эти взаимоотношения. Еще в декабре 1936 г. старого приятеля Хрущева Г.И. Векличева перевели из Москвы на другую работу[652]. От обязанностей члена бюро МК ВКП(б) он был освобожден лишь в марте 1937 г.[653], после февральско-мартовского пленума.
По воспоминаниям Н.С. Хрущева, весной 1937 г., незадолго до ареста, в Москву приезжал И.Э. Якир. Никита Сергеевич пообщался с ним на даче в Огарево, куда тот заехал к сестре, – «мы с ним долго ходили по парку, беседовали»[654]. О чем они беседовали, Никита Сергеевич не сказал. Приезд совпал с развернувшимися партийными выборами и критикой руководителей всех уровней. Вполне возможно, Якир мог рассказать на примерах общих знакомых или на своем собственном о кадровых перестановках и арестах на Украине.
То, что аресты беспокоили Якира, подтвердил на июньском заседании Военного Совета 1937 г. не кто иной, как Сталин. Заверив присутствующих, что Якир лишь раз был у него в кабинете в 1937 г., Сталин назвал и причину визита. Ею стал арест 11 марта 1937 г. И.И. Гарькавого, с которым Якир был связан родственными отношениями. Смысл слов Якира вождь передавал на июньском заседании Совета так: «Я виноват, т. Сталин. У нас, мол, жены – сестры. Я с ним близок был, я не ожидал, что он такой человек. Это моя вина»[655].
Надо признать, Сталин лукавил перед военными. В 1937 г. Якир дважды был на приеме у Сталина – 9 апреля и 8 мая. Трудно определить, когда Хрущеву удалось пообщаться с Якиром – в апреле или в мае. Однако 9 апреля он также был на приеме у вождя. Причем зашел Никита Сергеевич туда примерно полчаса спустя после выхода Якира[656]. И – интересное совпадение – уже на следующий день, 10 апреля 1937 г., начальник 4-го отдела УГБ НКВД УССР получил от руководства УНКВД по Донецкой области материалы, свидетельствующие об участии в 1923 г. Н.С. Хрущева в троцкистском собрании в г. Сталино (Юзовка). Инициатива допроса исходила сверху, о чем свидетельствовала фраза препроводительной записки: «Согласно Вашего распоряжения нами допрошен троцкист Лохмачев [А.К.] о Хрущеве Н.С.»[657].
