– Могу привести пример.
И де Вард окинул Бражелона быстрым взглядом.
– Говори.
– Знаешь ли ты, кто назначен капитаном мушкетеров, кто получил должность, которая стоит выше пэрства, должность, которую можно считать выше звания маршала Франции?
Рауль начал краснеть: он видел, к чему клонилась речь де Варда.
– Нет, а кого назначили? – спросил де Гиш. – Во всяком случае, это назначение недавнее; еще неделю назад должность была свободна, и король отказал герцогу Орлеанскому, просившему ее для кого-то из своих.
– Ну так знай, мой милый, король отказал герцогу, чтобы отдать эту должность д’Артаньяну, младшему сыну гасконского дворянчика, человеку, который лет тридцать таскал свою шпагу по передним.
– Простите, сударь, если я вас прерву, – сказал Рауль, бросая строгий взгляд на де Варда, – но, право, мне кажется, вы не знаете человека, о котором говорите.
– Все знающие его, сударь, – холодно и спокойно возразил Рауль, – говорят, что если он менее знатен, чем король (а это не его вина), то мужеством и честностью он стоит вровень со всеми королями мира. Вот мое мнение, сударь, а я, славу богу, с самого рождения знаю господина д’Артаньяна.
Де Вард собирался ответить, но де Гиш остановил его.
XXXIV. Портрет принцессы
Спор готов был обостриться, и де Гиш понял это.
Действительно, в глазах Бражелона загорелась инстинктивная враждебность. Во взгляде де Варда сквозило намерение больно задеть Рауля.
– Господа, – сказал граф, – нам нужно расстаться. Я должен побывать у принца. Сговоримся, где встретиться. Де Вард отправится со мной в Лувр, а ты, Рауль, замени меня в доме. Ведь здесь без твоего совета ничего не делается. Брось последний взгляд на приготовления к отъезду.
Рауль не избегал, но и не искал сам случаев для столкновений и дуэлей; он кивнул головой в знак согласия и сел на скамейку на солнце.
– Если можно, – попросил де Гиш, – посиди здесь. Пусть тебе покажут двух лошадей, которых я только что приобрел. Я купил их только с тем условием, что ты одобришь мою покупку. Ах да, извини, я не успел узнать, как поживает граф де Ла Фер?
Произнеся эти слова, де Гиш повернулся к де Варду, стараясь увидеть, какое впечатление произведет на него имя отца Рауля.
– Благодарю, – ответил Бражелон, – граф здоров.
Молния ненависти блеснула в глазах де Варда.
Де Гиш сделал вид, что не заметил этого мрачного блеска, подошел к Раулю и пожал ему руку:
– Так решено, Бражелон, ты встретишь нас во дворе Пале-Рояля?
Потом движением руки он пригласил с собой де Варда и сказал:
– Мы уходим. Прошу, господин Маликорн.
При этом имени Рауль вздрогнул.
Ему показалось, что он уже слышал его однажды, но он никак не мог вспомнить где. Пока он, задумавшись, слегка раздраженный разговором с де Вардом, старался воскресить в памяти, когда ему довелось слышать имя Маликорна, трое молодых людей направились к Пале-Роялю, где жил Филипп Орлеанский.
Маликорн понял, во-первых, что приятелям хотелось поговорить, во-вторых, что он не должен идти рядом с ними.
Он пошел сзади.
– Но не безумие ли? – спросил де Гиш своего спутника, когда они отошли от дома Граммонов. – Вы нападаете на д’Артаньяна, и это при Рауле!
– Разве запрещено нападать на д’Артаньяна?
– Да разве вы не знаете, что д’Артаньян представляет собой четвертую часть того славного и грозного целого, которое называлось мушкетерами?
– Знаю, но не вижу, почему это может мешать мне ненавидеть д’Артаньяна.
– Что же он вам сделал?
– О, мне? Ничего.
– Так за что же вы его ненавидите?
– Спросите об этом у тени моего отца.
– Право, дорогой де Вард, вы меня удивляете. Д’Артаньян не принадлежит к числу людей, которые, возбудив ненависть к себе, уклоняются от сведения счетов; ваш отец, как мне говорили, тоже не любил оставаться в долгу. А ведь не существует таких обид, которые не смывались бы кровью после честного, хорошего удара шпаги.
– Что делать, мой дорогой? Между моим отцом и д’Ар-таньяном существовала вражда. Мне, еще ребенку, отец говорил об этой ненависти и завещал ее мне вместе с остальным наследством.
– И эта ненависть относилась только к д’Артаньяну?
– О, д’Артаньян слишком был связан со своими тремя друзьями; поэтому доля ненависти, конечно, приходится и на них.
Де Гиш, не спускавший глаз с де Варда, внутренне содрогнулся, увидев улыбку молодого человека. Что-то похожее на предчувствие проникло в его сознание, и он мысленно сказал себе, что прошло время открытых поединков между дворянами, но ненависть, гнездясь в глубине души и не выливаясь наружу, тем не менее остается ненавистью; словом, после отцов, которые страстно ненавидели друг друга и сражались на шпагах, явились сыновья, тоже ненавидящие друг друга, но избравшие оружием интригу и предательство.
Не Рауля, конечно, подозревал в предательстве и интригах де Гиш: он содрогнулся от страха за Рауля. Эти тяжелые мысли омрачили лицо де Гиша, между тем как де Вард вполне овладел собой.
– Впрочем, – добавил он, – я ничего не имею лично против де Бражелона; я его совсем не знаю.
– Во всяком случае, де Вард, – заметил де Гиш довольно суровым тоном, – не забудьте одного: Рауль – мой лучший друг.
Де Вард поклонился.
Они вскоре очутились у Пале-Рояля, окруженного толпой любопытных.
Приближенные Филиппа Орлеанского дожидались его приказаний, чтобы сесть на коней и составить свиту послов, которым было поручено привезти в Париж принцессу.
Де Гиш оставил де Варда и Маликорна около большой лестницы и поднялся к принцу. Он пользовался такой же благосклонностью принца, как и шевалье де Лоррен, который терпеть не мог де Гиша, хоть и улыбался ему.
Молодой принц сидел перед зеркалом и румянил щеки. В углу кабинета на подушках разлегся шевалье де Лоррен; его длинные белокурые волосы только что завили, и теперь он играл своими локонами. Принц обернулся на шум и увидел графа.
– А, это ты, Гиш, – сказал он, – пожалуйста, подойди к нам и скажи мне правду.
– Ваше высочество знает, что это мой недостаток.
– Представь себе, Гиш, противный Лоррен огорчает меня.
Де Лоррен пожал плечами.
– Чем именно? – спросил де Гиш. – Кажется, у шевалье нет такой привычки.
– Он уверяет, – продолжал принц, – что принцесса Генриетта как женщина лучше, чем я как мужчина.
