мучительные вставания, топтания, потом все смешалось: холод, ходьба на месте, отдых, подъем, луна, звезды, ночь…
Когда Сергей открыл глаза, уже было светло. Тела своего он не чувствовал вообще и некоторое время не понимал, что про-исходит, но красно-коричневые стены окопа быстро вернули его в реальность. Сергей попробовал пошевелить пальцами ног — через острую боль они послушались. Тогда Пожидаев попытался согнуть ногу. Только визуально он увидел, что она согнулась: боль забрала ощущение сгибания ноги. И когда он хотел предпринять попытку встать, то в окоп спрыгнул боец и помог ему подняться. Все тело пронизывали тысячи каких-то электрических разрядов, и каждый был наполнен болью… Сер-гея вытащили из окопа, развязали онемевшие руки и усадили на ящики из-под снарядов.
В палатке тихо потрескивала буржуйка, отдавая волны теп-ла. Кто-то вошел и накинул на него бушлат. Он смотрел вокруг
185
отсутствующим, стеклянным взглядом, и было видно по нему, что он смутно понимает, что происходит… Через пять минут в палатку вошел комбат. Он даже не встал…
— Товарищ солдат, если вы извинитесь перед старшим лейте-нантом Зубаревым, то я буду считать инцидент исчерпанным.
В противном случае я буду вынужден вас отправить под конвоем в дивизию с рапортом на имя военного прокурора. И поверьте мне, самое малое, что вас ждет — это тридцать суток губы, и как бы вам не загреметь в дисбат. Подумайте, вам через три месяца на дембель…
Всего три месяца отделяло Сергея от безмятежных зеленых улиц его станицы, мирно спрятавшейся у подножия невысо-ких Кавказских гор, от тихой заводи в камышах колхозного пруда, в которой плавали красные поплавки из гусиного пера и на которые они с братухой вылупили глаза, напрочь забыв об окружающем их мире. Не видя вокруг себя бескрайних по-лей, окружающих их, не слыша, как стрекочут кузнечики, и не чувствуя аромата разнотравья, который, смешавшись с запахом чернозема, густо висел над прудом… Просто все это глубоко внутри жило в них, было их частью… И, конечно же, лавочка под большими вишневыми деревьями, на которой сейчас, как обычно, сидела вся честная гоп-компания и над чем-то звонко смеялась, сотрясая зеленые листья задорным смехом молодо-сти… И в самую неподходящую минуту снова звучало:
— Сережа! Пора домой! Завтра в школу…
Это все пронеслось в голове у Сергея за сотую долю секун-ды, и он срывающимся голосом ответил:
— Хорошо, я извинюсь…
«Даже не задумался», — отметил про себя комбат и вышел из палатки…
Тут ему принесли кружку горячего чая. Сделав два глотка, он почувствовал, как приятное тепло, приносящее невероятное наслаждение, растеклось по всему телу, и, даже не допив это наслаждение, тут же, сидя на ящиках, заснул…
***
С тех пор как Сергей заночевал в окопе, прошла неделя, но ноги у него все еще еле сгибались и побаливало плечо. Зубарев с
186
ним вообще не разговаривал и все команды передавал ему через Борщевского. Все шло своим чередом: ночью — «беспокоящий огонь», днем — сон-тренаж или стрельба по мишеням…
Ночью, когда в плечо Серегу толкнул хохол-снайпер, то он, просыпаясь, почувствовал: что-то не то. Высунув голову из-под духовского шерстяного одеяла, Пожидаев сразу понял,
в чем дело: ему в лицо капала с потолка БТРа вода. На улице бушевал ураган: злобными струями дождя и мелкими камеш-ками с песком он бил по машине, завывал порывами ветра, в перфорации крупнокалиберного пулемета гремел раскатами грома, показывая, что он здесь главный.
— На улицу выходить не вариант, — вполголоса сказал хохол. — Смоет на хрен. Под командирским люком ОЗК, замотайся в него и так, через люк, веди наблюдение.
Тут он сунул Сергею фонарик и стал устраиваться на ночлег. Пожидаев посветил им, чтобы найти свой автомат и гранаты, при этом обнаружив, что изо всех щелей сверху капает вода, заливая абсолютно все. «Ничего, завтра с утра заведем БТР, врубим печки и все просушим», — думал он, заматываясь в ОЗК, и, открыв люк, как обычно, бросил гранату. Она полетела вниз под утес в дождливую тьму и еле слышно ухнула — мощнейший ливень заглушил ее.
Как будто небо перевернулось вверх дном или библейский потоп снова накрыл землю. Вода просто обрушивалась сверху бесчисленными потоками, сопровождаемыми порывами ветра и ежесекундными всполохами и раскатами грома. «Ни фига себе… Хорошо, что БТР на горе и на каменном утесе. Нас не смоет», — после впечатления от бури пришла успокоительная мысль в голову Сереги, когда ее, облачённую в ОЗК, он вы-тащил наружу из машины. Отторчав свои два часа в люке, словно под мощным душем с пескоструем, Сергей толкнул Борщевского и лег спать…
Проснулся Пожидаев из-за какой-то суеты в машине и сразу ощутил, находясь еще под одеялом, что одежда у него влажная и в БТРе полнейший дубарь. Когда Серега вылез из-под покрова духовского шерстяного изделия, на котором и сухой нитки не осталось, то увидел, что все возятся возле Алика, а тот дает какие-то распоряжения, сидя на водительском сиденье.
187
— Что случилось? — спросил Сергей.
Ответил Алик в стиле ночного полковника из 101-го полка. Смысл его ответа был в том, что какой-то, мягко говоря, козел повернул вечером или ночью ключ зажигания, и аккумулято-рам — кирдык, что еще больший сюрприз ожидает Серегу, надо только выглянуть на улицу. Он немедленно последовал совету Адуашвили и открыл первую попавшуюся бойницу, но ничего не понял, увидев только сплошную белую пелену. Тогда он при-открыл центральный люк, картинка не изменилась, и только огромные хлопья снега тут же залепили ему лицо. Такой пурги Пожидаев не видел никогда и в рассказы о том, что бывают снегопады такой силы, когда ничего не видно на расстоянии вытянутой руки, тут же поверил.
Рация тоже не работала все по той же причине, и помощи ждать было неоткуда. Температура на улице стремительно па-дала, и прямо пропорционально она уменьшалась в машине. Все понимали, что во влажной одежде долго не продержаться, через несколько часов все замерзнут. Нужно было идти за помощью
в штаб батальона. Но это было нелегко и очень рискованно. Снег уже был достаточно глубок, а пройти три километра по такому снегу и
