Я не шевелилась, опасалась, что нечто хрупкое внутри сломается и тогда я убью его. Прямо тут. Прямо сейчас.
Твари…
И девочка пострадала из-за меня.
Все… все это ради мести за… стычку в Дикельтарке.
– Знакомы. – Гад самодовольно тряхнул блестящей гривой.
Я так и не посмотрела на Тарэзэса, зато он жег меня плотоядным взглядом, уже предвкушая долгожданное, мучительное возмездие за непростительное по воленстирским меркам оскорбление.
Сил удерживать лицо больше не было. Все это слишком. Слишком! И да, мне больно, физически больно видеть Виолу такой! И ладони немеют от разрушительных энергий, и… мутит…
Наслаждаясь моей реакцией, негодяй грубо выпихнул девушку вперед, та не удержалась на шпильках и свалилась на мостовую. Подняться она не пыталась, просто сидела на коленях и беззвучно рыдала. Это уже случалось…
Ненавижу… Ненавижу люто…
Тарэзэс брезгливо махнул на Виолу рукой:
– Красивая крошка попалась, послушная, и от нее не разит, как от бледной шлюхи. Правда, тупая и скучная, даже не пришлось учить ее манерам. Виола, к хозяину!
Давившаяся слезами девушка глухо взвизгнула и подползла к мерзавцу, уткнулась лбом в его коленку, а подонок небрежно потрепал ее по голове.
Я зажмурилась. Не могу… Тело бил яростный озноб, узор гравитационной структуры сиял во тьме сознания, соблазнял разрядить накопленный в ауре потенциал.
Один удар – и нет Тарэзэса…
Не утерплю ведь.
– Что такое? Не нравится, как она смотрится у моих ног? – насмехался он. – Напоминает кого-то?
Митра вцепилась в меня коршуном:
– Не поддавайтесь, госпожа! Тшш! Ни слова. Не позволяйте ему манипулировать вами!
Я все понимала. Сглотнув, покосилась на них. Виола – лишь инструмент, но она была моей ученицей, и совесть молила немедленно вырвать ее из лап Тарэзэса. Вот только… я не в Регесторе, а за бугристым плечом маячит личная охрана – несколько человек, вооруженных до зубов.
Выр-р-родок с мстительным укором уставился на Митру, ухватил Виолу за платье, поднял, как котенка, и впился ей в губы жестким поцелуем.
Послышался треск.
Мышцы каменели, я превращалась в силовую установку, низко вибрирующую под магическим напряжением.
Наконец Тарэзэс оторвался от девушки, полюбовался гримасой, исказившей ее мокрое лицо.
– Жалкое создание, – с досадой рыкнул он, оттолкнул несчастную в руки сопровождавших его верзил и шагнул к нам.
Дыши, Фло, дыши… Ничего он не сделает. Во всяком случае, здесь, на набережной, в присутствии стольких свидетелей. И ты… тоже ничего не сделаешь. Не доставишь ему такой радости.
Уродец посмел подойти вплотную. Упорно рассматривая собственные светящиеся кулаки, я ощущала его личный сладковатый запах и жажду схватить меня. Время тянулось, а Тарэзэс ждал и надеялся, что меня вот-вот сорвет…
Ах, как близко от непозволительной черты…
– Ты заплатишь за это, – пообещала я хрипло.
Мозолистые ладони легли на широкий ремень.
– О, не сомневайся, – в обманчиво нежном шепоте растворился даже его акцент, – мы отдадим друг другу все долги. И очень скоро. Второй осечки не будет.
Сплюнув на землю, Тарэзэс исчез из поля зрения. За ним проследовали его амбалы, уведя с собой Виолу.
Когда их шаги стихли, я сбросила из ауры лишнюю энергию, клубы серебристого тумана сразу развеяло пустынным ветром. Внезапно нахлынула слабость, и колени подкосились, от падения меня спасла Митра, в который раз сегодня.
– Что это было, госпожа?
Что, что? Попытка запугать, декларация о намерениях, провокация, объявление открытой войны… и демоны разберут, что еще.
– Откуда вы знаете такого человека, как Бадд Тарэзэс?
– Имела неосторожность… познакомиться в Регесторе. А ты?
Она окинула меня совсем уж жалостливым взглядом:
– Кто же не знает Тарэзэса, госпожа? Точнее, его пристрастий… Этот воленстирец непомерно суров к своим женщинам, карает их за малейший проступок, измывается. Он… – Девушка заговорщицки понизила голос: – Он любит причинять боль, понимаете? Еще до войны ходили слухи, будто некоторые барышни, которым нечего терять, приезжали к нему и за определенные, крайне неприятные ночные услуги получали свободу. Но прославился Тарэзэс не этим. Он владеет огромным состоянием – несколькими приисками, закрытыми перерабатывающими комбинатами, десятком сухогрузов, а еще занимает высокий пост в комитете по международной торговле и часто летает в империю, откуда регулярно привозит регесторок-азаари. Говорят, многие чины при дворе наведываются в его кластер в долине, чтобы не только прикупить камней, но и поглазеть на другой товар.
Из памяти выплыл разговор с Марго, состоявшийся прошлым летом. Гнилая слава Тарэзэса докатилась аж до Дикельтарка. Зря я тогда не поверила в байки про черного извращенца.
– Без сомнений, так оно и есть. Но разве все это не противоречит вашим законам?
– Закон непреложен, госпожа. Азаари – осужденные преступницы, запрещено вмешиваться в их отношения с хозяином, он имеет право делать все, что хочет. А вообще… я просто в шоке… Уже много лет никто не видел Тарэзэса с женщиной без клейма и тут… И кто, госпожа? Виола?! Ка-а-ак?!
– Он похитил ее! – оборвала я взволнованный монолог.
– Что?!
– А должен был похитить меня.
Глаза Митры округлились, я жестом пригласила ее идти дальше и коротко, не вдаваясь в подробности, поведала о нашем конфликте с обезьяноподобным гадом, о появлении у себя в кармане таинственных записок и о моей прогулке прошлой ночью.
– О Солнце! Какой ужас, госпожа! Ваши дела ненамного лучше наших! Вы… понимаете, что он вас не обманул?! Вам действительно грозит опасность! Тарэзэс – влиятельный человек, и он никогда не спустит публичного оскорбления! Раз он решился на такое… – Она сокрушенно помотала головой. – Вы ни в коем случае не должны ходить по улицам без меня, и вам следует сообщить обо всем мистеру Данкеру!
Ну да… Данкеру. Смешно.
– Почему бы просто не заявить в соответствующие службы о похищении невинной воленстирки? Вы же особо оберегаемые, не так ли? А я сама видела, как они тащили ее в кусты.
Митра всплеснула руками.
– Но больше-то никто не видел! Вам следовало немедля бежать к стражам, а сейчас уже поздно. Все! Он провел с ней ночь, и… вы же заметили, Виола нас не узнала.
Мы свернули на проспект, ведущий к кластеру. Ветер усиливался, свистел в натянутых тросах, от его порывов хлопал подол платья, небо на севере багровело, а мной полностью завладели нерадостные мысли о судьбе студентки.
Случившееся с ней – моя вина, и горечь от осознания этого простого факта разъедала изнутри.
