окружения. Правда, их дивизии продолжали прочно удерживать город. Первые атаки полков 9-й стрелковой захлебнулись, но основные силы еще не были пущены в бой.
Ночь на 20 октября принесла неистовый холод. Сырую мглу прорезывали одиночные ракеты, с позиций корниловцев изредка доносились пулеметные очереди, то и дело на юго-западе вспыхивала и затихала перестрелка. Бойцы ударных частей скрытно накапливались в кустарнике по левому берегу реки Оптухи. От станции Отрада к передовой бесшумно двинулся поток обозов.
Еще не забрезжил рассвет, как на позициях 80-го полка появились Солодухин и Восков. Восков собрал коммунистов, требовательно спросил: «Настроение бойцов?»
Солодухин прошелся по цепям, отдал приказ: наступать! С победными возгласами «ура!» полки с двух сторон ринулись на корниловские окопы. Под бешеным пулеметным огнем противника комбат Романенко со своими товарищами первым ворвался в расположение корниловцев.
— Здесь дела пойдут, — сказал Солодухин.
Он уже успел сделать с бойцами несколько перебежек и остановить фланговую атаку корниловцев. Вытащил Воскова из цепи бойцов.
— Едем в семьдесят шестой!
Стрелки 76-го уже вырвались к западной окраине Орла и готовились к решительному штурму. Начдив и военком появились вовремя. Отборные корниловские офицеры под ритмичный барабанный бой довольно широким фронтом наступали короткими перебежками на позиции красного полка.
— Страшенная атака! — крикнул кто-то в цепи. — Тикать надо, хлопцы.
Восков прикинул на глазок расстояние до залегших бойцов и вдруг бросился на крик.
— Убьют, комиссар! — комбат хотел ринуться за ним.
— В «страшенной» сразу не стреляют, — отозвался Восков.
Через две минуты его крепкая ловкая фигура уже скатилась в окопчик, и Солодухин с облегчением вздохнул:
— Вот чертяка! В сорочке родился.
Корниловские офицеры все надвигались, и вдруг строй их выпрямился. Уже видны были темно-защитные шинели из ладного английского сукна. «Там-м-м… там-м-м…» — гремели барабаны. Сверкающие ваксой сапоги крупно печатали шаг по земле, подернутой инеем.
— Знаем мы эти фокусы, — громко сказал Семен. — Глядите, мол, какие мы ладные, да сильные, да неистребимые. А мы вас сегодня же истребим. Пролетарская выдержка, товарищи! Ни одного выстрела до сигнала комбата!
Те припустили шаг, готовясь к штурму. Стали видны зажатые в золотистую тесьму белые кокарды на их фуражках.
А Солодухин вместе с группой полковых командиров молча отсчитывал метры.
— Подпустить еще ближе! — приказал начдив.
— Двести метров! — сказал кто-то из комбатов.
— Ждать еще!
— Сто восемьдесят!
— Еще!
Надвигаются, с хрипом дышащие, влекомые ненавистью…
— Огонь!
Забили пулеметы, заговорили сестрорецкие и тульские трехлинеечки, а строй белого офицерства продолжал свою рысцу на позиции 76-го полка.
— Ничего! — кричит Восков, стреляя из карабина. — Сейчас поглядим, добро ли у вас смазаны пятки.
Новые залпы. И вот, как копна на ветру, вдруг рассыпается вытянутый только что в строгую нитку строй корниловцев. Громкое тысячное «Ур-ра-а!» взмывает в воздух. Еще задние ряды белых офицеров продолжают перебежки, но вот их опрокидывают, мнут, топчут только что бежавшие впереди, и сейчас эти отборные батальоны истязателей и убийц должны повернуть свое движение с севера на юг и отползти, откатиться, раствориться, пользуясь туманом.
— Преследовать! — скомандовал Солодухин. — Сидеть на плечах у корниловцев!
Связные уже донесли, что 80-й полк пробивается к вокзалу. В бинокль видно, как на помощь отступающим корниловцам спешит белая артиллерия.
Бои идут упорные, с переменным счастьем. Резервные части белых непрерывно контратакуют. Солодухин берет командование полком на себя. Батальон за батальоном выходят на поединок с корниловскими смертниками, а с тыла уже рубят белых «червонные кавалеристы» Федора Попова и с юга штурмуют Орел полки Южного фронта.
С двух сторон врываются первыми в город 76-й и 80-й и с ними, конечно же, начдив и военком Девятой стрелковой, а скоро к ним присоединится Серго Орджоникидзе, вошедший в город с передовыми частями южной ударной группы.
— Немедленный приказ по дивизии, — предлагает сияющий Восков.
И тут же, на площади кладет планшет на тумбу и, присев на корточки, набрасывает поздравление бойцам: «…Радуемся, что можем поздравить вас со взятием города, в котором только несколько дней назад враг праздновал преждевременную победу. Знаем и надеемся, что взятие Орла — это начало конца наших врагов. Солодухин. Восков». Разыскивает на площади Солодухина, дает ему приказ на подпись. Взмокший, радостный, начдив расписывается и… исправляет глагольные формы на «радуюсь», «знаю» и «надеюсь». Восков смеется:
— Характерец!
— Комиссару положено убеждать, — не сдается Солодухин, — а начдиву приказывать.
И вдруг оба, не сговариваясь, произносят слово «Петроград». Послали-то их сюда питерцы! Летит телеграмма в Петросовет с вестью и признательностью: «Дивизия приносит глубокую признательность Питерскому Совету и комитету партии за оказанную помощь мобилизованными коммунистами… Мы же клянемся в самый кратчайший срок уничтожить банды генерала Деникина… Вперед, в решительный бой. Начдив Солодухин, военком Восков».
На окраинах еще идут бои, а в центре города на фургон взбирается инициатор «немедленных митингов» Семен Восков, а с ним — Орджоникидзе, Солодухин, комбриги, бравшие Орел. Зачитывается подоспевшее в самый раз ленинское письмо «К товарищам красноармейцам». А потом слово — военкому:
— Этот славный русский город, захваченный неделю назад белыми, — говорит Восков, — штурмовали сыны русского, украинского, латышского, эстонского и других народов нашей Родины. На полях битв гражданской войны выковывается и закаляется в несокрушимую сталь великий Союз трудящихся.
После митинга Солодухин приглашает весь комсостав в «Метрополь», прищуривается:
— Нужно отметить…
Но что-то никак ему не удается собрать всех своих соратников вместе. Комбриги размещают батальоны, Восков организует с политотделом ревком, комендатуру, военный трибунал. Наконец все в сборе, и Солодухин собирается произнести застольный тост.
— Совещание командиров частей, участников наступления, по вопросу стратегии и тактики ближайших дней, — поспешно, чересчур поспешно объявляет Восков, — по поручению нашего славного начдива товарища Солодухина объявляю открытым.
Начдив в перерыве ему говорит:
— Опять перехитрил меня, Семен?.. До чего же ты любишь, Восков, людей перевоспитывать. А может, в этом и есть наше пролетарское счастье, что в трудную минуту рядом с нами комиссары.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ.
ЛЮБОВЬ
— Хочу тебе помочь. Скажи же что-нибудь!
Марина не узнает Сильву. Что с нею стряслось? Еще сегодня утром все они, настроенные довольно бодро, выехали из «партизанского городка». Так они называли лагерь, раскинувшийся в хвойном лесу, по соседству с суворовским имением. Это были две недели усиленных тренировок в условиях, близких к походным. Спали в землянках, участвовали в «партизанских рейдах», которые, может быть, придется повторить на «службе», ориентировались по компасу и по лесным приметам, поднимались ночью по тревоге «Каратели!», выходили на связь в считанные секунды перед тем, как в лагерь должны были вступить «чужаки»…
Сильва находчиво действовала
