– А ты? – усмехнулся Костик.
– Мне осталось только на хуй ее послать. – Я бахнул коньяка с лимончиком. – Мы расстались, но она мне про любовь свою втирает, что примет меня любого, тоси-боси… Я не знаю, может, зелье приворотное готовит, хрен знает, что там у нее на уме.
– Не веришь?
– Не особо, – покачал головой я. – Думаю, ей замуж охота. Все бабы хотят стабильности, даже те, которые типа самодостаточные тигрицы. Только нахрена со мной время тратить, не пойму? Я напрямую сказал, что не мой вариант.
– Ну, телочек молодых и вкусных вагон и тележка, – со знанием дела ответил Костик. – А ты вроде как из-за нее развелся.
– Я развелся не из-за нее, а потому что долбаеб, – и затянулся, задумавшись. – У нас девятого десять лет должно было быть с Катей. Мы втроем на Маврикий собирались…
– Слышь, так может ты попробуешь заново к Катюхе подкатить? Покайся, повинись, люблю, не могу там.
– Не получится. Поздняк метаться. Я тупил долго. Не любит Мальвина своего Буратино больше.
– Мальвина вроде Пьеро любила. Или Артемона? Или вообще обоих.
– Катя строит свою жизнь по-новому. Если влезу – еще большим мудаком буду. Вот бы кто подарил волшебный ластик. Я бы стер последний год жизни.
– Нет, братан, тебе не стирать, а исправлять нужно. Взрослеть.
– Кто бы говорил!
– А я и не женюсь, потому что знаю, что не вывезу, – задумался непривычно серьезно: – Пока, – добавил уверенно, затем рассмеялся: – Но я все-таки надеюсь. Не хотелось бы сдохнуть одному лет в пятьдесят после бурной ночки со шлюхами под мефедроном.
Я хмыкнул невесело. Мне тоже не хотелось бы. Но у меня дочка есть и родители, которые любят даже таким, а Костя сам по себе. Его сто лет в разводе, живут каждый своей жизнью и на разных концах света.
– А у тебя есть, за что в жизни цепляться.
У тебя есть, за что в жизни цепляться…
С этой мыслью я ехал тридцать первого за дочерью. Хотелось бы не везти ее в свою берлогу, а остаться втроем дома, но вряд ли Катя согласится со мной. Все изменилось и былого не вернуть, как ни крутись, но, возможно, есть шанс снова найти друг друга? Я виноват: увлекся, взбрыкнул, гульнул на широкую ногу, и понял, что это все другое. Пустое для меня. Если действительно есть половинки, то я свою нашел уже. Затем оттолкнул, променял на чужое. Думал чем угодно, но не сердцем. В мире одна женщина, созданная для меня, и я ее потерял. Катя больше не считала меня «своим» человеком. Я для нее бывший муж, с которым связывает ребенок и общая фамилия. Может, ей тоже нужно время и опыт, чтобы понять, что я для нее единственный? Сравнить, пожить свободной жизнью. Убедиться, что мужчина, созданный для нее, это я…
Мне нервно сглотнуть пришлось: ревность по венам ударила. Смогу ли? Выдержу ли? Как спать спокойно, зная, что твоя любимая женщина в поиске кого-то лучше тебя? А если найдет? Если нет никаких родственных душ, а я позволил уйти, искать счастья с другим? Да, это игра в суровую рулетку. Русскую.
Глава 27
Вадим
В дом на Бронной я поднимался со своими ключами, а вот в квартиру стучал. Не проверял даже замки прежними остались, или поменяла Катя? Ключи не просит, значит…
Дверь открыла дочка, визжа от радости – у меня в руках огромная подарочная коробка, еле в дверь прохожу.
– Откроешь в Новом году и узнаешь.
– У меня для тебя тоже подарок! – и убежала к себе. Я только разулся и в дверях гостиной с Катей столкнулся.
– Привет.
– Привет, – быстро сказала. – Ничего не нужно, так приезжай, – телефонному разговору внимания досталось больше, чем бывшему мужу.
– Вот держи, – Ника коробочку, перевязанную бантиком, протянула. – Откроешь в Новом году. Мам, – она повернулась к двери спальни, где бирюзовый костюм мелькал, – мне папе сказать кое-что нужно, по секрету.
Катя фыркнула и ушла вообще в другую часть квартиры.
– Я весь во внимании.
– Папа, можно я с мамой сегодня останусь? У тебя же эта Вика есть, а мамочка одна. Не хочу, чтобы ей скучно было.
Не скажу, что неожиданно, но…
– Ладно, – я ком сглотнул. – Как скажешь.
– Ника! – крикнула Катя. – А ты почему Батона не берешь? Я привозить не буду.
– Мам, – Ника кинулась к ней и обняла за талию, – папа разрешил сегодня с тобой остаться!
Катя на меня вопросительно посмотрела, потом ее по голове погладила.
– Ника, но это папин день.
– Да он не против. Правда, пап?
Я только кивнул. Катя плечами пожала и что-то тихо спрашивать начала с улыбкой. А я смотрел: на жену… бывшую, дочь, на дом сверкающий волшебством, счастьем звенящий. С запахом апельсинов и корицы. Только без меня. Первый новый год, который мы встретим отдельно. Как чужие. Вот так и пожинают плоды трудов своих.
– Это глинтвейном пахнет? – я зашел на кухню вслед за Катей, пока Ника собирала «картины», которые нарисовала для моих родителей.
– Да, – сухо ответила, раскладывать гирлянду из апельсиновой кожуры на поднос с высокими бокалами. Тут, похоже, вечеринка намечалась. – Вадим, я вообще-то не одна буду, поэтому могу поговорить с Никой, если для тебя эти дни критичны, а ты сделаешь шаг навстречу и отпустишь ее со мной в Пушкин дней на пять.
Мальвина уже просила, но я отказал. Она не выдержала и назвала меня сволочью, прежде чем сбросить вызов, но я это сделал по другой причине. Не потому что козел.
– Не нужно, Кать, – криво улыбнулся я. – Ника хочет Новый год дома встретить, с тобой. Я ее понимаю.
Катя дернула плечом и отвернулась. Да, мои пронзительные взгляды больше ни о чем ей не говорили.
– И в Пушкин не отпустишь, да?
– Кать, – я ближе подошел и руками в столешницу уперся, чтобы снова в кольце оказалась. В моих объятиях, пусть я и не касался ее, – у меня подарок для тебя.
Она обернулась, подбородок гордо подняла, не отталкивала, но и взволнованной не была. Показывала, что моя близость больше ничего не значит для Катерины Мальвиновны.
– Разве подарки между нами до сих пор актуальны? – бровь тонкую иронично подняла.
Я вытащил из заднего кармана конверт и на стол положил.
– Это бронь на Маврикий. Бизнес-джет «Вершины» второго в двенадцать ночи. Утром уже будете на острове. Отдохните с Никой.
Катя брови сдвинул, переваривая.
– Я не знаю… Неожиданно как-то…
– Мы же собирались.
– Да, только «нас» больше нет. – Катя прямо на меня посмотрела: – У меня для тебя ничего.
Я улыбнулся и на губы пухлые розовые посмотрел. Она бросила нервный взгляд на дверь и тихо выдала:
