Его лицо обрело задумчивое выражение. Мэри нажимала на карандаш и молчала, выдерживая паузу.
— Он знал, что я не предам его, ибо владел моей душой. Я вспомнил вереска и пещеры Скалистого края и нашел большую пещеру, которая теперь вмещает мою лабораторию. Она во всех отношениях отвечала моей цели, включая даже соседство с укромной пещерой, где я мог держать ослов, дабы по ночам доставлять все, что мне требовалось. Когда я все устроил, то угостил моих помощников отравленным ромом, а затем сбросил их тела через пролом во мрак. Шесть месяцев я трудился, переплавляя золото в десятифунтовые слитки — меньше обычных, но мне требовался такой вес, чтобы я мог носить их в одиночку. Я был тогда молод и крепок.
А когда мой труд был завершен, я начал исследовать пещеры и вот так нашел темного Того, кто есть Бог. Это было откровение во многих отношениях далеко за столпами Космогенезиса. Ибо я поглядел на слитки золота и узрел, что они суть такое — работа Люцифера. Собственность Люцифера. Орудие Люцифера. И я понял, что мой хозяин был слугой Люцифера во всем и во вся. А потому он не должен был получить свое золото. Я забрал его, я укрыл его далеко от пещеры-лаборатории, и я не вернулся к моему прежнему хозяину.
Я пребывал с Богом во тьме много лун. Сколько миновало Солнечного времени Люцифера, я не знаю. Но когда я наконец вышел из пещеры, я стал другим. Золото не имело надо мной власти, как и все другие хитрости Люцифера. Абсолютно белые пауки плели свои бесцветные сети над золотом. Небрежение, швырявшее власть Люцифера ему в лицо, как бессильную, как ничто. И там оно находится до сих пор во тьме Бога, лишенное всякой силы.
Положив карандаши, Мэри уставилась на отца Доминуса с благоговейным ужасом и новым уважением.
— Вам нет подобных, отче, — сказала она. — Вы фанатик и тиран, но вы обладали силой противостоять чарам золота.
Подергиваясь, словно его мышцы ныли, он встал на ноги.
— Я устал, — почти прошептал он. — Будьте добры, перепишите это.
— С радостью. Но даже с большей радостью, если бы вы прислали ко мне Терезу.
Однако, как обычно, он уже исчез в мгновение ока, и она не была уверена, что он вообще услышал ее слова.
Какая история! Правда ли все это? Отец Доминус умел лгать и лгал, но почему-то в этой повести о золоте слышался отзвук правды. Однако кем мог быть его таинственный хозяин, накопивший столько золота, что отцу Доминусу потребовалось на его рафинирование шесть месяцев? И действительно ли он позволит опубликовать невозмутимое описание убийства своих помощников?
Появился ее обед: бифштекс с грибами и картофельное пюре, а на десерт — ломоть пудинга с патокой. Награда за то, что она направила диктующего ей на верную дорогу, догадалась она. Будучи не из тех, кто смотрит в зубы дареному коню, Мэри пообедала с истинным удовольствием и ощутила, как силы возвращаются к ней. Может быть, он и не сумасшедший, подумала она. Полный желудок располагал к необычной снисходительности.
Продлившейся лишь до следующего дня, когда отец Доминус пришел растрепанный и, видимо, не выспавшийся, сел в кресло и принялся диктовать ей прямо-таки трактат о химических свойствах золота и способах его рафинирования. Ей приходилось спрашивать его, как пишется чуть ли не каждое четвертое или пятое слово, до того диктовка была перегружена непонятными терминами, и это вывело его из себя.
— Научитесь грамотно писать, сударыня! — завопил он, вскакивая в ярости. — Я тут не для того, чтобы служить вам словарем!
— Я пишу грамотно, отче, но я не аптекарь и не химик! Если я спрашиваю, как пишется то или иное слово, значит, оно никогда прежде мне не встречалось. Будь вашей темой музыка, мне не потребовалось бы спрашивать, как пишется «глиссандо» или «токката», потому что музыку я знаю хорошо. Но то, что вы диктовали мне сегодня, для меня тайна за семью печатями.
— Пф! — свирепо фыркнул он и исчез.
Ее меню вернулось к хлебу, маслу и сыру, хотя ей удалось добиться замены некрепкого пива на воду — вопреки его возражениям. Для отца Доминуса вода знаменовала сыпной и брюшной тиф, а три процента алкоголя в некрепком пиве, не говоря уж о процессе его варения, позволяли пить его, ничего не опасаясь. В этом убеждении он пребывал отнюдь не в одиночестве: семьи в большинстве переводили своих детей с молока прямо на некрепкое пиво. Мэри его не терпела, но добилась замены пива на воду, только напомнив ему, что речки и ручьи, текущие в пещерах, настолько кристально чисты, насколько вообще можно требовать от воды.
В Игнатии, все еще приходившем выпускать ее из клетки для прогулки по речному туннелю, она начала подмечать тревожные признаки, что в мире Детей Иисуса не все ладно.
С фонарем в руке, обутая в сапожки, она прикоснулась пальцами к грубой шерстяной ткани его рукава и принудила мальчика поглядеть ей в лицо.
— Милый Игнатий, что случилось?
— Мне запрещено разговаривать с вами, сестра Мэри! — прошептал он.
— Вздор! Нас тут никто не услышит. В чем дело?
— Отец говорит, что мы должны покинуть Южные пещеры в два счета, и сделать надо так много! Джером не жалеет своей трости, а малышам это не по силам.
— Насколько малы малыши?
— Четыре годика, может, пять, что-то вроде.
— Где Тереза?
— Ушла сегодня в Северные пещеры. Ее новая кухня готова.
— Ну а я? Меня должны перевести?
Лицо у него стало затравленным, глубоко несчастным.
— Не знаю, сестра Мэри. Идите же!
Когда она вернулась, он торопливо отвел ее в клетку, забрал ее сапожки и исчез за экраном. У Мэри оборвалось сердце. Конфискация ее сапожек не предвещала ничего хорошего. Прежде Игнатий оставлял их у входа в туннель.
Отец Доминус, когда он пришел, дергался, словно ученик, поставленный в колпаке дурака на стул, а то, что он в конце концов начал диктовать, вполне заслуживало колпака дурака — бессвязные фразы, бормотание, не имеющие никакого отношения к золоту, Богу или Люциферу. В конце концов она попросила его, как сумела смиреннее, продиктовать ей по буквам список неизвестных ей слов, чтобы в будущем ей не пришлось бы нарушать его сосредоточенность просьбами о помощи. После тридцати двух слов для списка он внезапно вскочил и стремительно исчез.
Некоторое время Мэри пыталась внушить себе, что все это было следствием смены места; конечно же, очень хлопотно переместить пятьдесят с лишним детей из системы пещер, много лет бывших их домом, в новую систему, которой они, возможно, особенно боялись, так как там, очевидно, находились и лаборатория, и упаковочное помещение. А золото? Нет, это навряд ли. Золото находится там, где пребывает Бог, а то, что он говорил, не позволяло определить, где именно.
На следующий день явился брат Джером с хлебом и водой, хотя без масла, сыра или джема. Презрительно следя за ней темными глазами, он протянул руку:
— Давайте вашу работу.
