которые Влад произнёс вслух. Кардинал очень внимательно вслушался, точно силясь уловить малейший нюанс произношения. Затем протянул руку и плеснул из бутылки в два бокала, поднял один из них и пригубил напиток, неторопливо закусил кусочком сыра.
Влад последовал примеру инквизитора, потому что ощутил, как желудок свёртывается в трубочку и протестует против голодовки. Вино было в меру терпкое, а сыр таял во рту, как пища небожителей. Хотя, возможно, что парню сейчас и заплесневелая корочка показалась бы райским яством. Однако спокойно насладиться едой ему не дали, кардинал, больше вертевший бокал в руках, чем действительно пивший из него, спросил:
— Как тебя зовут, сын мой?
«А то ты не знаешь?! Чезаре всё должен был сообщить».
— Владислав Комольцев. Можно просто Влад. — Парень подхватил кусочек хлеба и соорудил бутерброд с сыром.
— Позволь представиться, кардинал Гаэтано. Я являюсь главой Святой Палаты, в просторечии именуемой инквизицией. Можешь обращаться ко мне «ваше высокопреосвященство» или «святой отец».
Влад кивнул, принимая информацию к сведению, хотя должность собеседника не являлась для него секретом. Парня подмывало прямо спросить: «Зачем я вам нужен?», но он сдерживался. «Сижу удобно, ем вкусно, разговаривают вежливо. Вот бы и дальше так. Зачем раньше времени любопытство проявлять, сам всё скажет».
Видя, что пленник не спешит откровенничать, Гаэтано улыбнулся про себя. Сидящий перед ним мужчина держался уверенно, без страха, и этим всё больше нравился инквизитору. Кардинал привык к тому, что все попадающие в его руки еретики либо с первого слова начинают оскорблять Церковь, Бога и лично священника, либо трясутся от ужаса, не в силах связать два слова. Влад, судя по всему, был вполне готов к конструктивному разговору.
— Веруешь ли ты в Бога, сын мой? — очередной вопрос священника явно содержал подвох.
— Крещёный, — пожал плечами Влад.
— Это не ответ.
Парень оторвался от бутерброда, взглянул на кардинала и усмехнулся:
— А чем вас не устраивает, святой отец?
— Мне хочется знать, есть ли вера в твоей душе, а не прошёл ли ты давным-давно официальный обряд. Я встречал на своём веку огромное количество еретиков и отступников, которые носили распятие на груди.
Влад мысленно чертыхнулся. Надо было что-то отвечать, но парень никак не мог решить, что будет лучше: сразу признаться в своих сомнениях относительно существования Бога или соврать. Пока он взвешивал «за» и «против», Гаэтано вновь милостиво улыбнулся и махнул рукой:
— Ладно, оставим. По твоему молчанию и так всё понятно. Откуда ты родом, из какой страны, из какого города?
В разговоре опять повисла пауза, и инквизитор ехидно добавил:
— Или правильней спросить, из какого мира?
Влад поперхнулся вином и долго откашливался, дольше, чем это было необходимо, просто для того чтобы потянуть время и обдумать неожиданный вопрос. «Что ж это такое? Выходит, он в курсе, что такое возможно? Хотя, собственно, почему нет? Конрад тоже сразу догадался». Однако к такому повороту беседы парень был не готов и не знал, как реагировать. На этот раз инквизитор не собирался позволить пленнику отмолчаться и терпеливо ждал, пока тот вернёт себе способность говорить. Влад наконец отдышался и слегка сиплым голосом произнёс:
— Я не знаю, как называется ваш мир и мой мир. Поэтому не могу ответить. Догадываюсь только, что я уже давно не дома.
— Надо же, — удивлённо произнёс Гаэтано, — не ожидал, что ты сразу признаешься. Разве те, кто тебя послал, не отдали приказ хранить в секрете твоё происхождение и задание? Кстати, в чём оно состоит?
«Определённо сегодня день сюрпризов, — почесал в затылке Влад. — Меня, похоже, принимают за секретного агента».
— Смешно, — парень действительно не смог сдержать горькой усмешки. — Я сейчас объясню, и вы тоже посмеётесь, святой отец. Я не шпион, я преступник. Меня приговорили к изгнанию в эту реальность. Очутился я здесь неделю назад, посреди вот этого самого леса. И никакого задания у меня нет.
Ещё не закончив своих откровений, Влад увидел, что инквизитор не верит ни одному слову. «Конечно, я б на его месте тоже не поверил, наверное. Выходит, у них и до меня появлялись люди из моего мира и скорее всего не с целью установления культурных связей. Проклятье, попал я! Мало того, что в ереси меня обвинить — раз плюнуть, так ещё и шпионаж навесят! Странно одно, почему это контрразведывательной деятельностью занимается инквизиция? Они вроде больше по религиозным преступлениям».
— Тогда почему ты взялся помогать нелюдям? — Гаэтано наклонился вперёд, внимательно всматриваясь в лицо Влада. От пронзительных чёрных глаз делалось неуютно. Приветливая улыбка с губ инквизитора давно пропала.
«Ох, опять те же вопросы!.. Как уже Чезаре в своё время с ними надоел! И самое противное, что я и себе-то не вполне могу объяснить, почему я так поступил».
— Потому что они спасли мне жизнь.
Это была не совсем правда, но парню абсолютно не хотелось раскрывать все тайны своей души и рассказывать про светловолосую красавицу-ведьму. Да и о своей патологической нелюбви к инквизиции и подобным ей учреждениям лучше было умолчать.
— Спасли, чтобы тут же отправить тебя в бой, где ты легко мог погибнуть. Думаешь, для них имеет ценность твоя жизнь и судьба? До той поры, пока ты нужен в качестве разведчика, пока выполняешь ту работу, которая для зверей слишком опасна, без сомнения, ты — выгодный союзник. А сейчас? — Кардинал хитро прищурился. — Так ли уж необходим стае лучник-любитель? Слабый человек, не умеющий быстро бегать и рвать когтями добычу? Никому не известный пришелец, не владеющий магией?
Владу подобные мысли уже приходили в голову. Действительно, не так он необходим волкам, если оценить прагматически. «Но не всё в жизни держится лишь на расчёте. Лионелла любит меня. А с Конрадом мы столько вместе прошли, вспомнить только Ватикан». Но противный внутренний голосок шептал, что признаний в любви от магички он ни разу не слышал, секс и пара ласковых слов — не доказательство искренности чувств, а Конрад всегда держался несколько отстранённо и дружеского участия в его поведении не наблюдалось. В висках у парня зародилась лёгкая, почти незаметная боль.
Лоренцо не видел кардинала и пленника, но полотняная стена, перегораживающая шатёр главы инквизиции напополам, не являлась препятствием для звуков, и разговор доносился отчётливо. Санктификатор удобно расположился в любимом кардинальском кресле, обтянутом красным бархатом, и наслаждался покоем. Драгоценные минуты отдыха, которых столь немного выдаётся во время бесконечных боевых действий. Конечно, ему позволили вольготно развалиться на месте начальника вовсе не из доброты, глава инквизиции не поверил окончательно в то, что Лоренцо не может повлиять на допрашиваемого без
