на удивление ясной.
Подошел младший Жердан, бесцеремонно оттянул штаны калеки. Осторожно заглянул внутрь, после чего радостно заорал:
– Чисто!
– О-о-о! – довольно прогудел средний. – С прибытком меня.
Хмурый охотник покачал головой, но руку в карман опустил. Выгреб жменьку звенящей мелочи, сыпанул в протянутую ладонь и ушел к костру.
– Кто еще ставил? – рявкнул старший Жердан, принимая у брата свою долю. – Шарк, а ну стой, республиканское…
– Отродье, – ласково завершил фразу младший, сцапав мелко семенящего к корме старика. Тот поник и покорно полез за пазуху.
– Малец точно не обгадился? – с подозрением спросил Шаркендар, подслеповато пересчитывая монетки.
– С-сам проверь, старая плесень, – сипло пробормотал Брак, отлипая от горлышка. – П-после твоей готовки неделю срать не сможешь.
Жерданы охотно заржали. Кандар хлопнул калеку по спине, вызвав у того приступ захлебывающегося кашля, и повел к костру, отогреваться.
Мрачный старик, ругаясь сквозь зубы, принялся крутить ворот лебедки, сматывая раскинувшуюся по палубе сеть. Далеко выдвинутая за борт стрела крана тоскливо скрипела и содрогалась. Раскон хмыкнул, подкрутил усы и скомандовал сниматься с якорей.
– И к чему это было? – спросил оклемавшийся Брак у сидящего рядом Кандара. Холод реки выветрился из тела, отступив под натиском одеяла и тепла горящей жаровни, но сжимающие кружку с обжигающе-горячим напитком руки все еще ощутимо дрожали.
– Традиция, – пожал плечами сероглазый, ковыряясь в клешне длинным прутком.
– К шаргу такие традиции, – пробормотал калека, отхлебывая кислое варево. – Я там чуть не подох. В чем смысл вообще?
Горжа покинула заводь и уверенно набирала ход. Бусинки плотов один за другим покидали место ночевки, увлекаемые подрагивающей от напряжения веревкой.
– В этом и смысл. Ну, вроде как, вода чиста, и чтобы пользоваться ее милостью и стать своим для горжеводов, нужно смыть с себя земную грязь. Я сам не сильно разбираюсь.
– И тебя тоже?
Кандар усмехнулся и мечтательно окинул реку взглядом.
– Как я орал... Проклинал этих ублюдков по всему их семейному дереву. Раскалил клешню и прожег плащ Жердану, который средний, он на меня до сих пор обиду сводит. Нес всякую дурь, какая в голову пришла, пока не сбросили. Потом еще в воде уплыть пытался, пока не выдохся.
Брак опустил взгляд. Ему самому сопротивляться в голову не пришло, да и протеза при нем не было. Осознал, что шансов нет, смирился и ухнул на дно. А сероглазый упирался до конца.
– Ты бы слышал, что он нес, малец, – подсел к костру запыхавшийся Шаркендар. – Сначала орал, что он наследный принц с Талензы, затем грозился третьим лиорским флотом, где у него дядя служит. Под конец даже клановых приплел, что братья за него отомстят и вырежут весь запад.
Кандар хохотнул и ударил клешней по колену. Поморщился от боли и принялся растирать ушибленное место здоровой рукой.
– Я бы еще не такое нес, если бы меня топить собирались. Наверняка у меня в знакомых нашелся бы какой-нибудь канторский головорез, – буркнул калека. – Сообразил вовремя, что это все не просто так.
– Брешешь, малец.
– Брешет, – улыбнулся сероглазый, – Зря злишься, Брак. Хорошая традиция, и работает отлично. Куда надежнее сразу посмотреть, как человек себя в полной заднице поведет, чем неделями его обнюхивать, пытаясь по запаху определить, гнилой он или нет. Полгода назад один к нам нанимался, с виду – нормальный горжевод, языком чешет – заслушаешься. А как топить начали, решил, что мы ловцы. Стал обещать втрое поверх награды за свою голову, если отпустим. Он в Троеречье крупно проворовался и чью-то дочь зарезал, хотел с нами следы спутать. Мутная история.
– И что с ним сделали? – с любопытством спросил механик. – Сдали в Троеречье?
Собеседники недоуменно на него посмотрели, а проходящий мимо Жердан поперхнулся пивом.
– Взяли деньги и отпустили, у него при себе были, – пояснил Кандар. – Сам же предлагал. Кто мы такие, чтобы мешать пока еще свободному человеку вляпываться в дерьмо на своем жизненном пути?
Брак согласно кивнул. Шаркендар, кряхтя, поднялся и пошел сменять Раскона за рычагами.
– А как к этой замечательной традиции относится ваш капитан?
– Наш капитан, – поправил Кандар и усмехнулся, – Он ее и придумал. Фальдийцы горазды залезть тебе в голову, у них иначе не выжить. Потом Жерданы подвели под это свою многоумную теорию, вся суть которой сводится к тому, что говно не тонет. А я уже от себя добавил про речных духов и прочее, даже Раскон одобрил.
– Шалвах! – неожиданно рявкнул над ухом Брака подкравшийся Жердан отчего калека едва не опрокинулся со стула.
– Шалвах! – вторило ему с разных концов плота.
– Пробирает, да?– с затаенной гордостью пояснил Кандар. – Моего брата так зовут. Звали.
Он помрачнел, опустил голову и уставился взглядом на угли.
– Кочевники? – сочувственно спросил Брак.
Сероглазый молча кивнул. Он отложил пруток и задумчиво наблюдал, как новый механик облачается в просохшую одежду, надолго задержав при этом взгляд на расписанном закорючками протезе ноги.
Брак закончил одеваться, застегнулся и, помявшись, сказал:
– Спасибо, что тогда в мастерской прикрыл. Я отплачу.
Кандар мотнул головой, сгоняя с лица мрачное выражение, улыбнулся и ответил:
– Проставишься на озере. Или клешню мне разрисуешь, тоже хочу, чтобы красиво. Я тебе тоже задолжал. Никогда не видел, чтобы человек настолько спокойно на дно уходил. Даже Раскон впечатлился, хотя и не показывает этого. Ни одного лишнего движения, так и висел там, пока не подняли.
– Перепугался до усрачки, пошевелиться не мог, – соврал Брак.
Сероглазый насмешливо кивнул.
– Я так и понял. Но рыжий все равно впечатлился, а это значит, что часть славы от твоих чистых штанов заслуженно принадлежит мне.
– Смотри, не утони в ее блеске, – улыбнулся Брак. – Других штанов у меня нет и повторять свой подвиг я в ближайшее время не планирую.
– Это ты так думаешь, – цокнул языком Кандар и поднялся. – На дне ты уже был, пора взлететь в небеса.
День плыл к вечеру степенно и неторопливо, до мелочей повторяя вчерашний, как и сама “Карга”, которая неспешно подминала под себя водную гладь речушки, двигаясь на запад. Изрядно набравшийся Шаркендар уже успел выдать первые порции сальных шуточек с верхотуры, Раскон сменил цветастый халат на другой, еще более отвратительный взгляду, а окончательно оклемавшийся от утреннего ритуала