— Есть в мире еще много тех, кому рано или поздно захочется повторить преступления нацистов, — вступил в разговор Поль. — И наша задача не допустить подобного.
— Ты хочешь сказать, что вы возвращаетесь в армию? — в глазах стареющей мадам блеснул испуг. — А как же Жанна? Как моя крестница?
— Нет, — Маша сжала ладонь хозяйки кафе. — Теперь дело сохранения мира и безопасности переходит в другое ведомство.
Крестная Жанны поняла, что дальнейшие вопросы вряд ли получат ответы.
— И куда вы теперь? — отважилась на последний вопрос.
— Сейчас — в Нормандию! — снова перехватил нить разговора Поль. — Там мы останемся на какое-то время. Жанна осенью будет отправлена обучаться в одну из нейтральных стран. Куда — это решит наше руководство. Это все, о чем я могу сейчас сказать.
— Я понимаю, — закивала хозяйка кафе. — Я понимаю, — повторила, хотя не поняла совершено ничего, — встрепенулась: — А как же картина?! Я ведь её сохранила.
Маша смутилась, зная, что будет выглядеть не лучшим образом:
— Мы, собственно, и зашли, чтобы попрощаться и забрать картину.
— Ну так идемте, — женщина тяжело поднялась со стула. — Она в моей квартире. Боюсь, что сама снять уже не смогу.
Владелица кондитерской смотрела, как Мария бережно укладывает полотно, вынутое из рамы, в кожаный тубус:
— Как имя той, что здесь изображена? — спросила, дабы хоть на немного оттянуть миг прощания.
— Евдокия Оленина, — Маша закрыла колпаком тубус. Посмотрела на Жанну: — Это твоя прабабушка, — девочка кивнула, хотя было видно, что она ничего не понимает. — Я тебе обязательно о ней расскажу!
* * *
Марта снова посмотрела в окно, где уже вовсю сияло утреннее августовское солнце Парижа.
Как незаметно пролетела ночь. Она даже не поняла, что предавалась воспоминаниям несколько часов подряд. Подумала снова о чае, но мысль эту отвергла. С недавних пор у неё возникли проблемы с почками, из-за чего пришлось оставить оперативную работу и перейти в режим ожидания.
Ожидания того, что её услуги и помощь могут понадобиться кому-то из сотрудников, живущих во всех уголках мира. Марта снова вернулась в комнату, где на стене висел портрет её прапрабабушки, Евдокии Олениной.
Вспомнила, как впервые услышала историю картины от своей матери, Жанны Бенар.
* * *
Бабушку и деда, Марию и Поля, Марта никогда не видела. Они погибли, выполняя одно из заданий Организации, в которой работали. Своих детей у пары не было. Единственную дочь Мари Поль считал своим ребенком, и души в ней не чаял. Что, впрочем, совершено не помешало тому, чтобы по окончании Лондонской школы экономики и политических наук, когда Жанне исполнилось двадцать пять лет, отец не привел её в штаб-квартиру Организации, и не представил своему руководству.
Организация не приветствовала ранние браки, но не возражала, чтобы её члены к определенному возрасту обзаводились семьями и детьми.
В тридцать Жанна вышла замуж за Филиппа Бенуа, а еще через два года родила девочку, которую назвала в честь своей крестной матери Мартой.
Рождение дочери ничего не изменило в укладе семьи. Жанна все так же продолжила работу в штаб-квартире Организации, находившейся в одном из престижнейших районов Парижа, проясняя и анализируя политическую и экономическую обстановку в станах, которые за прошедшие после войны двадцать с небольшим лет из друзей медленно но неуклонно становились врагами.
Филипп Бенуа часто оставлял семью. Куда и зачем он уезжал, не знала даже жена. Что уж говорить о дочери? Совсем нескоро Марта узнает, чем же именно занимался горячо любимый папочка. Но, конечно, узнает…
Случится это вскоре после взрыва в лондонском метро, навсегда изменившего судьбу Марты.
* * *
Закончив первый год обучения в Сорбонне, девушка поняла, что история не та наука, которой она хотела бы посвятить всю жизнь. Что намного больше её привлекает возможность работы во благо сохранения мира на Земле.
Девушка решила пойти по стопам матери и, так же, как и Жанна, легко поступила в Лондонскую школу экономики.
Во время взрыва в Лондонском метро, острым, как бритва, куском металлической обшивки вагона, Марте пропороло низ живота. Истекающую кровью девушку доставили в госпиталь, где хирургам удалось спасти ей жизнь. Но пришлось удалить детородные органы. Отныне и навсегда Марта в неполные двадцать пять лет, осталась бесплодной.
Немного оправившись, Марта начала посещать православную церковь, что не вызвало восторга у родителей, но было одобрено руководством Организации.
Её начали интенсивно готовить к работе под прикрытием. И первым наставником девушки стал её отец, Филипп Бенуа.
В характере девушки смешались пыл и неистовость Франции и мягкая задумчивость далекой России. Впрочем, этот удивительный коктейль не только не мешал работе, а способствовал наилучшему выполнению задания. Вот только внешностью она была точь-в-точь, как её прапрабабушка, Евдокия Оленина. Как её мать — Жанна, и бабушка — Мария.
У ног Марты лежал весь мир! Она подолгу жила в разных городах и странах, выполняя задания Организации. Но всегда возвращалась в Париж, где оставались её родители, Филипп и Жанна Бенуа.
Жанна умерла, когда Марте исполнилось сорок лет. К этому времени её напарниками стали другие мужчины. Филипп, которому на момент смерти жены было семьдесят восемь, давно оставил службу и спокойно наслаждался жизнью в апартаментах вблизи Люксембургского сада вместе с Жанной, его единственной любовью и соратницей.
В момент смерти матери, Марта находилась на задании в Латинской Америке и узнала о случившемся только спустя год, после возвращения во Францию.
Филипп не надолго пережил любимую жену. Спустя два года не стало и его.
Отказать Марте в просьбе похоронить отца рядом с мамой на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, руководство Организации не решилось. Слишком много сделала эта семья на благо родины и мира во всем мире.
Марта смотрела на расположенные впритык могилы, в которых упокоились тела её предков. И думала о том, что вот здесь, рядом с мамой, спустя какое-то время похоронят и её.
Придя домой после похорон отца, подошла к портрету Евдокии Олениной:
— Вот и все, Дуняша, — прошептала, обращаясь к девушке, изображенной на картине, — теперь я одна. Умру, и не останется никого. Вот разве ты — всегда прекрасная и молодая. Нарисованная.
— Не падай духом, девочка моя, — Марта вздрогнула, услышав слова, которые в огромной квартире произнести было некому. Перекрестилась. Начала шептать молитву. Снова с опаской взглянула на портрет прапрабабушки, которая словно улыбнулась ей:
— Не забывай, что в России осталась моя дочь. Как сложилась её судьба, по каким городам и весям разбрелись её потомки, об этом только Богу известно.
