об оказании помощи повстанцам Варшавского гетто.
«Скорее всего, было невозможно, писал Коморовский, оказать существенную помощь евреям по следующим причинам:
1. Население рассматривает евреев как иностранный элемент, во многих случаях являющийся недружелюбным к Польше, что подтверждалось их действиями во время советской оккупации…
2. Большая часть вооруженных евреев – бандиты или члены коммунистических групп, которые вредят стране. Евреи, которые являются членами этих групп, показали чрезвычайную жестокость по отношению к полякам.
3. Общественное мнение, а также рядовые члены подполья не согласились бы на большую помощь евреям, поскольку они рассмотрели бы это как истощение своих собственных ресурсов…»281
Следом за пересказом польской националистической точки зрения Снайдер пытается изобразить поддержку Армии крайовой повстанцев Варшавского гетто в положительном свете. Но доказательства, которые он сам приводит, укрепляют представление, что польское правительство в изгнании и Армия крайова, руководствуясь антисемитскими соображениями, хотели сделать как можно меньше, чтобы помочь восстанию. И, как мы видели прежде, польское правительство в изгнании и Армия крайова не считали польских евреев поляками.
Что касается цитаты Энгелькинг, – она приводится на с. 794–795 ее книги, – исследовательница почерпнула ее из отчета Иранек-Осмецкого. Сикорский вполне мог высказаться таким образом. Но его выступление лицемерно, поскольку войска, преданные польскому правительству в изгнании в Лондоне, продолжали убивать евреев в больших количествах и абсолютно безнаказанно. Иранек-Осмецкий – офицер Армии крайовой в оккупированной Польше и один из ответственных за начало закончившегося катастрофой Варшавского восстания в июле 1944 года, начатого без согласования с Красной армией.
Снайдер допускает существование антисемитизма в Армии крайовой
Снайдер пишет:
«Некоторые евреи все же выжили после восстания в гетто, но им некуда было податься за его пределами. В 1943 году Армия крайова была даже больше обеспокоена коммунизмом, чем в 1942 году. Вследствие ареста и авиакатастрофы летом 1943 года на место более сочувствующего польского командующего и премьер-министра пришли менее сочувствующие. Несмотря на свои обещания, Армия крайова так и не создала еврейский отряд из ветеранов восстания в Варшавском гетто. В 1943 году соединения Армии крайовой иногда убивали вооруженных евреев в селах как бандитов. Имели место несколько случаев, когда солдаты Армии крайовой убили евреев, чтобы завладеть их имуществом» (с. 382).
Здесь Снайдер начинает правильно связывать антисемитизм Армии крайовой с ее антикоммунизмом. Польские националисты, как и другие правые националисты в Прибалтике, Венгрии, Румынии, на Украине и во многих других областях, поддерживали концепцию «еврейского коммунизма» («жидокоммунизма»), практически не отличимую от ее фашистского толкования282.
Снайдер сильно преуменьшает степень антисемитизма в Армии крайовой. Он вообще не использует термин «антисемитизм», когда пишет об Армии крайовой. Вместо этого он пытается представить дело так, будто дискриминация евреев со стороны Армии крайовой отражала только ее антикоммунизм. В антикоммунистической историографии считается, что антисемитом быть нехорошо, зато крайне важно оставаться антикоммунистом. Ниже мы представим доказательства поистине шокирующей степени антисемитизма войск польского подполья, включая Армию крайову.
Как бы для смягчения неприятных истин Снайдер добавляет:
«С другой стороны, Армия крайова действительно казнила поляков, которые выдавали евреев или пытались их шантажировать»283 (с. 382).
Это тоже неправда. Источник, цитируемый Снайдером, – статья Дариуша Либионки, которая освещает множество случаев убийств евреев и коммунистов Армией крайовой. Но в ней не говорится ни об одной казни поляка за убийство евреев или о наказании кого-либо из поляков за шантаж евреев.
Касательно командующего отряда Армии крайовой под кодовым названием «Оржел» («орел») Либионка пишет, что его подвергли суду и расстреляли, но она ясно дает понять, что казнь была связана не только с действиями против еврейских партизан:
«В июне 1944 года командующий “Оржел” был расстрелян по приговору Специального военного суда, но не только за уничтожение отделения еврейской боевой организации» (ZWZ-AK, 121) (Выделено мной. – Г.Ф.).
Циммерман (с. 120) не подтверждает заявления Снайдера ни в малейшей степени. Циммерман пишет о жестком антисемитизме командующего Армией крайовой Коморовского в годы войны, в том числе по отношению к еврейским партизанам. По словам Циммермана, Коморовский утверждал, что Армия крайова предоставляла евреям «ограниченную помощь», поскольку, по его оценке, польское население расценивало евреев как «иностранный элемент» (все они были польскими гражданами!) с прокоммунистическими склонностями, и подполье Армией крайовой не хотело выделять им помощь.
Опять старая ложь о советском «нападении» и «союзе с Гитлером»
Снайдер пишет:
«Если их британские и американские союзники могли себе позволить иллюзии насчет Сталина, то польские офицеры и политики не могли. Они не забыли, что Советский Союз был союзником нацистской Германии в 1939–1941 годах и что его оккупация Восточной Польши была беспощадной и репрессивной» (с. 388).
Снайдер вновь повторяет ту же ложь. Советский Союз никогда не был «союзником нацистской Германии». О чем хорошо знали британцы и американцы: они приняли заявление СССР о нейтралитете во время германо-польской войны в сентябре 1939 года. Возможно, «позиция» польского правительства в изгнании состояла в том, чтобы обвинять СССР как «союзника» Гитлера, но остальная часть мира лучше знала истинное положение дел.
Снайдер игнорирует факты гонений со стороны польского правительства
Оккупация Польшей Западной Украины и Западной Белоруссии носила «беспощадный и репрессивный» характер по отношению к украинцам, белорусам и евреям, которые не могли пользоваться гражданскими свободами и правами наравне с поляками. Польша также преследовала коммунистов, которые аналогично лишались гражданских прав в Польше.
В ответ на одну из статей Снайдера Джеффри Бердс описывает нечто, чего Снайдер не учел: террор польского правительства против украинцев на довоенной Западной Украине:
«Александр Мотыль видит корни украинской жесткой оппозиции в польском правлении. Но жестокость этнических поляков к этническим украинцам редко обсуждается за пределами предвзятых националистических документов. Самое массовое и грубое насилие имело место во время антиукраинских погромов 1934–1938 годов. Чтобы узнать это, мы не должны полагаться только на польские или украинские свидетельства. Монсеньор доктор Филипп Кортези, папский нунций в Варшаве, осудил насилие в личном письме польскому министру внутренних дел относительно только одного такого события 2–3 ноября 1938года. Польские члены “НД” (“Национальной Демократии”, военной польской патриотическо-националистической организации) напали на украинских студентов в их общежитиях в Варшаве. Они не были остановленны польской полицией, которая стояла рядом, наблюдая за зверским насилием, и ждала окончания бесчинств, чтобы арестовать украинских студентов за нарушение спокойствия. Несколько украинских институтов подверглось нападению с последующим “разрушением всего, что попадает в руки агрессоров”. Украинский магазин был разрушен, когда польские “фанатики-националисты” устроили внутри пожар, а затем бросили кричащую молодую украинскую женщину в огонь. Самое жестокое насилие произошло в украинской католической семинарии, расположенной всего в 200 метрах от центрального офиса польской государственной полиции. В иконоборческой
