– Непременно сообщу, – чуть склонил голову граф. – До определённого момента мне это было невыгодно, хотя никто не может сказать, что я не намекал.
– Кстати, сразу, пока мы не забыли: я боюсь, что маркиз Лавуа будет очень… – госпожа Редфилд пошевелила в воздухе пальцами. – Очень недоволен, что его контору использовали так вот, в тёмную.
– О, я полагаю, что сумею найти что-нибудь ценное для размена, – и граф ослепительно улыбнулся.
– Так какие же сведения всё-таки привёз ваш помощник? – нетерпеливо спросил Реверди.
– Он сообщил, что в Марсилии увидел Мориса, сходящего с «Синей косатки» и покупающего билет до Лютеции.
– А «Синяя косатка» шла из?..
– Из Аль-Искандарии, где я и встретил его в прошлый раз. Уверен, что тогда он меня не узнал: я был загримирован и под мороком. Разумеется, меня заинтересовало, зачем мой бывший друг пожаловал в галльскую столицу, и я отправился туда.
– А почему вы не записали это в дневник? – спросил я.
– Потому что последняя тетрадь – подделка, не так ли? спросила госпожа коммандер. – Вы уже тогда решили. что вам нужно исчезнуть.
– Вы совершенно правы…
Тут граф замолчал, пригубил вино и уставился в огонь. После пары минут молчания Бриван осторожно откашлялся:
– И зачем же? – спросил он.
– Я вот как раз обдумываю, сколько могу вам рассказать…
– Нисколько! – быстро ответила госпожа Редфилд. – Нас интересует только лишь история вашей ложной смерти, ну, и ещё – как вы собираетесь из неё выпутываться. А шпионские сведения оставьте при себе, не сбивайте моих сотрудников с толку.
И они обменялись такими взглядами, что я сразу догадался: коммандер знает всё, что мог бы сообщить нам Буа-Жибо, а он знает, что она знает…
В общем, понятно.
– Побыв несколько дней в Лютеции, – продолжал хозяин дома, – я вернулся сюда, и обнаружил Этьена тяжело больным. Что бы я ни делал, он угасал. В начале ноября его не стало. Я так понимаю, протокол вскрытия вы читали? Ну вот, я понял, что моего друга и помощника убили, и следующим буду я.
– Ладно, а почему на кладбище в Анже нет его могилы? – быстро спросил Реверди.
– Потому что он похоронен здесь, в семейном склепе.
– А как вы поменялись с Пьером?
– О, ну это просто. Пьер уже тогда, осенью, болел. Он не маг, да и всегда был не слишком здоровым, так что мы оба знали, что он уйдёт раньше меня. После празднования Перелома года Пьер расхворался всерьёз. Когда он умер, я положил его тело в свою кровать, а сам стал исполнять роль собственного слуги.
– Кто в Анже был в курсе вашего… преображения? Доктор Лаборде, патологоанатом?
– Да. Он, Клонель и префект Моран.
– И вы не боялись, что они вольно или невольно вас выдадут? – мне показалось, что госпоже Редфилд уже всё ясно, и вопросы она задаёт только для нас.
– Они дали клятву, – улыбнулся граф уголками губ. – Магическую клятву от вассала своему сеньору, такую нарушить невозможно.
– А что за гость был в вашей спальне в ночь смерти Пьера? Вы же сами рассказали – еда, выпитое вино, свеча вместо магического фонарика? Или…
– Ну да, – кивнул мне Буа-Жибо. – Если бы кто-то посторонний стал разузнавать насчёт моей смерти, то я должен был оставить ложный след.
– Ну, нам-то можно было его и не оставлять, – с некоторой обидой возразил Гранкор. – Мы всё-таки свои.
– Никто не может считаться своим, пока этого не докажет. Да и после этого тоже.
– А история с птицей? – живо спросил Реверди. – Сторожевой беркут, на которого завязана защита замка – что будет, если этот парень, Атталь, его привяжет к себе? Отдадите?
– Не знаю, молодой человек, не знаю, – граф вздохнул. – Это решение невозможно принять моментально. Конечно, защиту можно перебросить на какой-то иной артефакт… В конце концов, мой предок и в самом деле забрал его у эльфов, когда победил их давным-давно. Может быть, пришла пора беркуту вернуться к своим прежним хозяевам. Не знаю, – повторил он.
– Ну что же… – медленно проговорила моя начальница, обводя нас взглядом. – Наверное, это всё?
– Ещё призрак, – напомнил я. – Ну, то есть, дух, которого мы вызвали тогда ночью.
– А-а! – Буа-Жибо засмеялся. – Это был не призрак, конечно, и не дух – я ведь жив. Обычная иллюзия, молодой человек, все слова говорил я.
– Понятно… – прошептал я одними губами.
Мне стало ужасно горько.
Получается, самое захватывающее – да что там, единственное приключение в моей жизни было просто хитроумной постановкой старого шпиона, который решил подловить своих врагов? Не было ни вызванного нами духа, ни загадочной смерти, ни спрятанных сокровищ и потерянных наследников. И нападение на замок я вполне мог не отражать – валялся бы в углу, и точно так же дождался бы госпожи Редфилд и её гвардию.
– Извините, я спать пойду. Спокойной ночи, – сказал я тихо, поставил свой стакан и пошёл к двери.
И никто меня не остановил.
Когда за Дюпоном закрылась дверь, Жером вскочил и вопросительно глянул на госпожу Редфилд. Та качнула головой:
– Сиди. У мальчика откат. Ему досталось сегодня.
– Так надо же!..
– Надо. Дай ему пять минут порастравливать раны, потом он пойдёт в душ, а потом я его развеселю. Пока же у вас, ваше сиятельство, – последние слова она выделила ехидным тоном, – есть возможность подумать, как именно вы наградите человека, который, не задумываясь, бросился защищать вас и ваш дом.
– Не сомневайтесь, госпожа коммандер, это продумано. Обсудим потом.
– Хорошо, принято, – она встала. – Продолжайте праздновать, господа, оставляю графа де Буа-Жибо в вашем распоряжении. Он ответит на оставшиеся у вас вопросы.
Не тратя времени, Лавиния порталом перешла в комнату Дюпона и устроилась в кресле у окна.
Жак вернулся в спальню довольно скоро, вытянул из-под кровати сумку, покопался в ней, потом махнул рукой и пинком загнал многострадальный предмет обратно.
– Старшина Фалькенкрафт с вас строжайше взыщет, если его бездонная сума порвётся, – сказала Лавиния.
– Да и Тьма с ним, – буркнул Дюпон, разворачиваясь. – Слушаю вас, госпожа коммандер. Надо срочно опознать какую-то книгу? Так я готов, днём и ночью!
– Сядьте, Жак. Сядьте и послушайте меня, хорошо? Что бы вы сейчас ни придумали себе, это была работа. Только работа. И более того, поверьте моему опыту, хорошо сделанная работа должна заканчиваться примерно так, без особого шума и победных реляций. В идеальном варианте о ней вообще никто не узнаёт, кроме исполнителей.
– Да? – заинтересованно спросил Дюпон. – А почему?
