– К ней сегодня сестра приехала двоюродная. Кстати, я её на вокзале встречал, потому так поздно заявился. Отвёз на квартиру к Вёртышевым, показал где что… – он замялся. – Ну да, я там уже всё знаю… Короче сестра, Ирина, Илону… досмотрит. В смысле, пока она не выздоровеет. А насчет нашей квартиры… У меня один мой коллега её покупает. Я ему сто тысяч уступил от средней цены аналогичной квартиры. Ты не думай, я возьму эти деньги из своей половины.
– Какой половины? Мы же договорились, мне остается дом.
– Перестань, Юлька, что уж ты из меня монстра делаешь. В этот дом деньги ещё вкладывать и вкладывать… И машину я продаю. Деньги поделю между сыновьями. Лешке – на Америку, Саньке – его дом достроить. Короче, раздам всем свои долги. Если конечно такие долги можно измерить деньгами…
Мы посидели, помолчали. А потом он посмотрел на меня из-за бокала и сказал:
– Я дурак, да?
– Я так не думаю…
– Чего уж там, думаешь! И жалеешь. Иначе такой скандал бы мне закатила.
– Я – скандал? Ты ничего не путаешь?
Это прозвучало из его уст прямо-таки оскорбительным.
– Если бы любила, конечно бы закатила. Все женщины за мужчин цепляются, а ты что, исключение?
– Слово-то какое подобрал – цепляются! Всего лишь боятся остаться одни. У нас в стране женщина-одиночка имеет какой-то половинчатый статус. Одиноким женщинам за работу даже платят меньше.
– А ты, значит, не боишься?
Язвительность из Ивана прямо так и капала. Я своей независимостью и даже ненормальным, по его мнению, спокойствием мужа раздражала. Со мной такой он чувствовал себя неуверенно, как будто с чужой.
– Я боюсь стать заложницей этой боязни! – фыркнула я от собственной тавтологии. – Получилось бы, что я живу с тобой не из любви, а из-за этого… Боязни остаться одной.
Короче, я сама уже запуталась и дала повод Иванову злорадству.
– И ведь времени прошло – всего ничего, – вдруг тяжело вздохнул он, – а кажется – целая жизнь!
– Ты уверен, что ехать в Мурманск хорошая идея?
– Может, и плохая, – Иван пожал плечами, – только мне надо прийти в себя, чего здесь просто не удастся. С тобой стану встречи искать, Илона будет доставать… Нет-нет, начинать новую жизнь нужно с начала.
– А меня ты тоже бросаешь? – не знаю, зачем, спросила я.
– Перестань, Юлька, не дергай за нервы. А то ты не понимаешь.
Мы, не сговариваясь, понурились. Хотя мне показалось, что муж будто бы оживился и с надеждой смотрит в будущее.
Утром он умчался очень рано. Я только по горячей турке определила, что Иван варил себе кофе. Он как всегда убрал посуду за собой. Золото, а не муж, вот что мне ещё было надо?!
Вопрос риторический. Тем более, что кроме меня его пока что никто не задает.
Маргарита Викторовна спустилась вниз, и мы с нею не спеша попили кофе с оладьями, которые я успела приготовить. И поехали по магазинам. Накупили подарков и сложили их в огромный баул на колесиках.
– А вдруг, Маргарита Викторовна, вы захотите куда-нибудь поехать?
Это я приговаривала, когда мы размещали свои свертки в пустом гардеробе. Кто летом сдает вещи в гардероб.
Сели за столик, и тут как будто кто-то провёл по лицу Масловой мокрой тряпкой, стирая и нарисованное веселье, и смешинки из глаз, и прямую спину женщины без возраста. Всё! Она будто выдохнула из себя это искусственно поддерживаемое веселье, будто шарик с лицом веселой женщины сдулся, заодно теряя краски.
– Всё, больше не могу! – сказала Маргарита Викторовна с тяжелым вздохом.
– Как же, мы собирались посмотреть дома на продажу. Я вчера подчеркнула их в газете объявлений…
– Не хочу. Ничего не хочу. До чего же я старая, Юленька! Старая и уставшая.
– Но мы же только что…
– Оказывается, притворяться молодой гораздо труднее, чем быть ею… Думаю, многие женщины не хотят для этого напрягаться. Не тратьте, куме, силы, спускайтеся на дно! Как говорил тонущий свояк тонущему же свояку. Не хочу ни начинать жизнь сначала, ни бодриться. Хочу закрыться в каком-нибудь помещении – может, в своём доме – и никого не видеть. Я хочу побыть наедине со своим горем. Поговорить с Милочкой. Мы ведь как следует даже не простились…
В этот день Маргарита Викторовна опять поднялась в свою комнату, и спустилась вниз только к ужину, когда я уже стала волноваться.
– Юленька, ты утром во сколько просыпаешься? – спросила она.
– Когда нужно…Вы хотите уехать пораньше?
– Да, я устала, не физически, морально. Хочу уже сказать себе: приехала!
Короче, на следующий день, чуть свет, я сложила в багажник все оклунки матери моей подруги и повезла её в станицу. Не так и далеко. За сто пятьдесят километров. Туда, где Маргарита Викторовна хотела остаться наедине со своими тоскливыми мыслями.
Глава двадцать третья
– Лёш, ты тоже меня бросаешь?
Выходило это как-то уныло и натянуто, с дурацким словом «тоже», отчего Лёшкина бровь слегка взметнулась вверх… А всё потому, что мне хотелось стереть с лица Алексея эту довольную ухмылку. Любимый сыночек просто эгоист. Обо мне он ничуть не думает, только о себе! В Америку, видите ли, едет, а мама хоть пропади!
Но потом я сама уж себя и одернула: уж его-то отъезд мои метания не провоцировали. Лёшка давно грезил Америкой. Тогда чего я хочу: чтобы он остался и свою мамочку успокаивал?
Алексея провожали в аэропорту всем табором: мы с Иваном, Саша с Катей, девушка Алексея – он летел в Москву, а уже оттуда в Бостон. С его лица не сходила довольная улыбка, и мне ли было на неё сетовать. Человек своего добился.
На другой день я опять провожала. На этот раз на железнодорожном вокзале своего мужа. Иван почему-то захотел ехать поездом.
– Посмотрю хоть наш север, – пояснил он, – а то все мимо пролетал. Ничем не интересовался.
С Сашей и Катей он простился накануне. Посидели вечером за накрытым столом. У старшего сына сдавался объект, а невестку Иван избавил от проводов своей властью.
– Занимайся своими делами, Катюша, всё равно нам с мамой поговорить нужно. С глазу на глаз.
Радостью мой муж – мы с ним юридически развод пока не оформили – не лучился, но и несчастным не выглядел. Подозреваю, что он торопился уехать, потому что не сегодня-завтра врачи грозились выписать Алёну, а объясняться с нею Иван не хотел. Да и кто из мужчин вообще любит объясняться?
Короче, я осталась одна. И, наверное, тоже попыталась бы по примеру Маргариты Викторовны уединиться в доме со своими мыслями, но мне предстояли дела, которые я была обязана исполнить.
Мы должны были встретиться с Зеленским, которого я наняла для защиты Фёдора Вёртышева. А до того, мне надо было увидеться с Илоной и поговорить. Может, она заберет своё заявление, которое её заставил написать следователь, ведущий дело Фёдора.
