Десять дней! Да он дня лишнего не собирался здесь задерживаться!
Но разве можно сбежать сейчас, когда вся крепость воет от восторга, когда наемники дружно рванулись в храм — заказать молитвы за здоровье Хранителя, а также в кабак — выпить за то же самое!
Удрать тайком, как вор, как трус!
Испортить такую роль! Сорвать такой спектакль!
Да, в конце-то концов, почему бы и не задержаться немного? Если его не раскусили в первые два дня, что может случиться на третий... и четвертый... и пятый...
Нет-нет, все надо как следует обдумать! Раз он остается в крепости — придется каждое мгновение быть Хранителем. Отдавать приказы, проверять работу помощников и... и... и что там еще должен делать Хранитель?..
Отдавать приказы... Орешек вспомнил единственный случай, когда ему довелось кем-то командовать.
Вот стоит он на ярко освещенной сцене, в вышитой золотом рубахе и бархатном плаще (одежда заштопана в восьми местах, но зрители со своих скамей этого не видят). Красиво подняв деревянный меч, он звучно провозглашает: «Вперед, мое доблестное войско!» И доблестное войско (в количестве пяти пропойных морд) дружно устремляется вперед...
А здесь настоящий гарнизон! Три сотни наемников!
Но он не готов к этой роли! Он не справится!
А что сказал бы Аунк?
В ушах самозванца зазвучал, как наяву, хрипловатый голос: «Если на свинью надеть хомут, она не станет лошадью. Убирайся-ка восвояси, ты, Хранитель с большой дороги!..»
Но ведь до сих пор он как-то справлялся... А помощники у него хорошие, это и слепой бы понял. Даже шайвигар — хоть ворюга, а домовитый, крепость обустраивает, как свое подворье... С такими помощниками даже осиновый чурбан сможет сойти за Хранителя...
И если уж на то пошло, отдавать приказы ему, Орешку, очень даже понравилось!
Что ж, правильно говорит пословица: «Разбитое яйцо не склеишь, так надо его хотя бы выпить!..»
Угрюмое выражение исчезло с лица парня. Он плюхнулся на кровать и засвистел «Зимнюю песню бродячего актера»:
Мне приют за песню дайте
Хоть до ласточек в саду!
На мороз не выгоняйте —
По весне я сам уйду...
Песня была жалобная, но Орешек высвистывал ее с веселым вызовом.
Если бы в этот момент его увидел Илларни, он тяжело вздохнул бы. Мудрый старик знал, что легкомыслие и беспечность могут выглядеть мило и обаятельно, но сжирают человеческую душу так же беспощадно, как лень и ложь...
Всю жизнь за Орешка принимали решения другие: Илларни, Раушарни, Вьямра, Аунк. Единственным самостоятельным поступком была отчаянная попытка разыскать хозяина, хотя проще и спокойнее было бы остаться в мирной и доброй семье пекаря (кстати, Орешек и сам не раз говорил себе это, укладываясь спать на промерзлую землю у разбойничьего костра).
А теперь парень безуспешно пытался внушить самому себе серьезность положения, в которое он вляпался обеими ногами. Высокая ответственность... триста солдат, ожидающих приказов... больше сотни жителей «городка», о которых надо заботиться...
«И зеленоглазая красавица, которая смотрит на тебя с восторгом и любовью!» — вильнули в сторону дерзкие мысли.
И больше в этот вечер Орешек не мучил себя тяжкими раздумьями.
22
— Что ж, Шайса, пока все идет прекрасно. Нуртор собирает войска, да как быстро-то собирает! Неплохой вождь — энергичный, с твердой рукой...
— У него все было готово заранее, господин мой. Нуртор давно мечтал напасть на Грайан. Наш колдунишка его к этому только подтолкнул.
— Ты прав. Он держал, так сказать, воинов с мечами за плечами. Бросок на юг у него тоже много времени не займет...
— Король решил не ждать, пока прибудут властители замков со своими отрядами. Двинется на крепость с собственным войском и с тем ополчением, какое успел согнать. Остальные силы подойдут позже...
— Разумно. Сколько воинов сейчас под его рукой?
— Около двух тысяч, из них полторы тысячи — ополченцы.
— Для Найлигрима этого за глаза хватит, если еще учесть помощь нашего грозного мага. С крепостью Нуртор провозится... скажем, двое суток...
— А если и дольше — не страшно, лишь бы Джангилар не прознал об осаде раньше времени.
— Дольше? Что за вздор, почему «дольше»? Крепость, конечно, сильная, но против армии Нуртора... а главное, против Подгорных Людоедов... Вот ты, Шайса, будь ты в этой крепости дарнигаром, чем бы остановил атаку Людоедов?
— Ну, катапульты, «небесный огонь»... людей бы всех согнал на стены...
— Стой! С чего ты приплел «небесный огонь»? Где бы ты раздобыл его в своей захолустной крепостишке?
— В своем арсенале раздобыл бы. Две бочки.
— Две боч... О тень Хозяйки Зла! Неужели у них в арсенале есть...
— Разве зеркало не сказало этого моему господину?
— Зеркало? Ха! Оно показывает то, что само считает нужным! Я могу управлять им лишь тогда, когда мой разум вселяется в чье-то тело — человека, зверя, птицы...
— Человека? Мой господин может и человека подчинить приказу своей мысли? Любого?
— Отвечу, хотя ты мог бы и сам догадаться... Если бы я умел диктовать свою волю любому человеку, вселяться в него, принимать его облик... О-о, я не тратил бы время на нелепые войны! Нет, мне подвластны немногие: обессиленные тяжкой болезнью или безумцы... Но это пустая болтовня. Что ты говорил о «небесном огне»?
— В прошлом году мой господин посылал шпионов в силуранское приграничье. Я позволил себе дерзость: добавил приказание побывать во всех трех крепостях, осмотреться, принюхаться...
— Ты бесценный человек, Шайса!
— В Найлигрим еще при покойном Бранларе были доставлены две бочки этого зелья. Их заперли в подземном ярусе, в одном из пустующих казематов. «Небесный огонь» ни разу не был использован во время осад крепости.
— Не хотели тратить драгоценный состав на мелкие заварушки, да? Что ж, у них не будет возможности использовать его в серьезной передряге. Зелье должно быть уничтожено!
— Но, господин, это же будет прямым предупреждением Хранителю крепости! Если он не последний дурак, непременно пошлет гонца в столицу: «У нас побывал лазутчик, обстановка тревожная...»
— Никаких лазутчиков! Это будет несчастный случай, в котором нельзя обвинить Силуран. Тот, кого я пошлю, вообще не человек.
— Подгорный Людоед?
— Нет, конечно. Слишком тонкая работа для этих кровожадных дурней. За дело возьмется грозная красавица, поражающая врага молниями...
* * *
В ночном подземелье было холодно и темно, не горели факелы по стенам, ничьи шаги не отдавались эхом под черными сводами. И все же мертвой, глухой тишины не было в подземном ярусе крепости Найлигрим. Скрипуче повизгивали дерущиеся крысы, потрескивали от времени деревянные стойки в арсенале и полки в хранилище продовольствия.
