— В Фисоле все будет по-другому.
— Или где-нибудь еще.
— Да. — Он слегка шлепнул ее по спине. — Возможно там, где деревья и горы.
— Так значит, ты бежишь не от жизни на ранчо?
Она посмотрела ему в глаза.
— Не совсем, — проговорил он, неуверенный в том, стоит ли рассказывать ей, поймет ли она, и вообще способен ли кто-либо понять, что представляет собой его жизнь.
— Без всяких сомнений, ты бежишь от бесконечных войн.
Он кивнул.
— В отличие от твоего отца я не сражаюсь за жизнь своего рода и не пытаюсь отстаивать старые традиции или защищать племенные земли. Я беру в руки оружие, чтобы спасти самого себя и свои земли, а я не уверен в том, стоит ли все это моей жизни. Я не смог даже обезопасить тебя, когда ты была на ранчо Сан-Ривер.
«И себя тоже», — подумал он, потому что его жизни угрожала большая опасность.
— В таком случае возвращаться не имеет никакого смысла. Я счастлива везде, лишь бы ты был рядом со мной, — прошептала Джо.
— Спасибо. На солнце так хорошо, правда?
— Да, чудесно, — согласилась она, понимая, что ему не хочется больше говорить о своих делах.
— Хочешь еще воды? — Он протянул бутылку воды.
— Есть еще кое-что, чего я хочу, — нежно произнесла она.
Его улыбка стала ужасно соблазнительной.
— Дай-ка я угадаю…
Они провели весь день в огромной позолоченной кровати, затем и весь вечер, а поздно ночью, кода все желания Джо были сполна удовлетворены, она уснула на руках у Флинна.
Он не знал, сможет ли он когда-нибудь уснуть таким же безмятежным сном. Он осторожно поднялся с кровати. В голове его роились беспокойные мысли. Выйдя на балкон, он долго простоял там при лунном свете, глядя на спящий город. Он вдыхал ароматный ночной воздух, бездумно считал редкие светившиеся окна соседних домов и пытался понять, сможет ли он здесь жить. Флинн не знал. Он много чего и не знал и не понимал, находясь далеко от родного дома.
Он стал таким же ранимым странником, как и его отец. Найдет ли он когда-нибудь спокойствие в другом доме, как сделал его отец? Вернется ли он в свое р'анчо, когда достигнет спокойствия духа? Возьмет ли он снова в руки шпаги, которые спрятал? Будет ли он снова сражаться — теперь, когда у него есть жена?
Постояв на балконе еще немного, он сел на кровать, облокотившись на спинку, и долго смотрел на женщину, которую любил.
Единственное он знал наверняка — он не смог бы без нее жить. Жизнь приобретала смысл только тогда, когда она была с ним.
Через несколько часов Джо проснулась и, приоткрыв глаза, поймала на себе его взгляд.
Он улыбался:
— Спи, спи.
— Почему ты не спишь? — пробормотала она сонным голосом, придвигаясь ближе к нему.
— Я наслаждаюсь твоим присутствием рядом со мной, — легко дотронулся он рукой до ее щеки. — Я лягу чуть позже.
— Не понимаю, как ты можешь не хотеть спать, — прошептала она, засыпая.
Он улыбнулся.
Если упражняешься в течение тысячи дней — это называется самодисциплинированием; если упражняешься десять тысяч дней — это называется самосовершенствованием. Это нужно понять самому, как говорил Мусаси.
Он был самураем.
Он мог не спать и охранять свою любимую женщину.
Эпилог
Молодожены провели год в Фисоле, после чего переехали в Париж, где у них родилась девочка. «Империя» больше не существовала, инвесторы распродали ее по частям. Макфи и Флинн приобрели новые земли; в Сан-Ривере наконец-то воцарился мир; Макфи высылал Флинну отчет каждый месяц, где бы тот ни находился.
Когда у Флинна и Джо родилась дочь, к ним в Париж приехала Люси со своим мужем Эдом Финнеганом. Она привезла в подарок новорожденной щедрое приданое. Взглянув на свою внучку, она недовольно заметила, что слишком молода, чтобы становиться бабушкой, но не смогла не восхищаться малышкой, называя ее красавицей. Все остальное время она проводила в беготне по парижским магазинам.
Хэзард и Блейз приехали навестить свою внучку сразу же после отъезда Люси и пробыли целый месяц. В один из первых вечеров, когда все в доме легли спать, Хэзард и Флинн остались наедине.
Медленно потягивая из бокалов бренди, сидя в библиотеке, Хэзард начал разговор, суть которого нельзя передать ни телеграммой, ни письмом.
— Я отправил своих людей в Англию, чтобы они решили вопрос с парнем по имени Фелпс, — начал он. — Мои люди вернулись домой и сообщили мне, что они опоздали. Его уже кто-то заколол ножом.
Флинн кивнул.
— Я первым добрался до него.
— Значит, с ним все покончено, — тихо проговорил Хэзард.
— Он заслужил смерть. — Флинн поймал взгляд Хэзарда. — Ты сам видел, что они собой представляли.
— Да. Жалкие людишки, трусы, которые не могли за себя постоять и наняли целый отряд, чтобы он за них дрался.
— После возмездия я далеко упрятал свои шпаги.
— Ради чего-то хорошего? — Хэзард посмотрел в глаза своему зятю.
Флинн пожал плечами.
— Ради настоящего по крайней мере. — Он слабо улыбнулся. — Я испытываю сильную потребность в том, чтобы увидеть мир, и Джо подталкивает меня к этому.
— Макфи отлично справляется со своей работой, а в мире все еще достаточно дураков, которые делают себе имя при помощи оружия. — Хэзард улыбнулся. — Наслаждайся своими путешествиями…
Два года спустя в маленькой деревушке к северу от Киото у Джо и Флинна родился сын, поэтому им пришлось остаться в Японии, до тех пор пока мальчик не подрастет, чтобы путешествовать. Флинн учился в школе Кендо, где обучался его отец, и в процессе совершенствования навыков самурая обрел глубокое душевное спокойствие. В течение нескольких лет небольшая семья колесила по всему миру, изредка встречаясь с Браддок-Блэками или с Люси, а иногда возвращаясь на фисольскую виллу, когда им хотелось побыть дома. Они в полной мере наслаждались счастьем совместной жизни.
Любовь Джо и Флинна крепла с каждым годом, их счастье и взаимное чувство питало их души.
— Я на самом деле рада, что ты приехал в тот день на званый обед Стюарта Уорнера, — иногда говорила Джо, которой временами становилось страшно от осознания того, что судьбами повелевает случай и что они могли бы не встретиться.
— Я бы все равно нашел тебя, где бы ты ни была, — всегда отвечал ей Флинн с твердой уверенностью и убедительностью в голосе, который сразу же успокаивал ее. — Наши души обязательно где-нибудь встретились бы. Даже если бы мы ничего для этого не делали.
