— Бормотульку, — едва слышно хмыкнул Вележ, отходя и прогуливаясь вдоль рядов ржавого старья. — Левитатную. Не перевелись еще старородные… надо же.
— В каком состоянии был дом, когда вы забирали холодильник? — Богдан раскрыл футляр с планшетом и очень осторожно присел рядом с Олевским.
— В каком состоянии? — Куликов задумался. — Кухня пустая совсем. Трубы только.
— Больше ничего? — упавшим голосом поинтересовался Райяр. — Ну хоть что-то?
— Не-е-е, — старьевщик помотал головой. — Не помню я. Да мне что? Мне побыстрее вывезти. Дом пустой, хозяев нет, еды нет. Я скорей-скорей домой. Выманил Жильца на сухарь и каплю крови, покормил, в приют позвонил. И слава Белолике! А то тваринка совсем полудохлая была. Так вы, господа, с ним и поговорите! — встрепенулся Куликов. — Он у меня еще. В приюте сказали, пока не оправится, не везти. Голодно им там, спонсоры с помощью в этом месяце затянули.
— С гоблином? — уточнил Олевский недоверчиво. — Поговорить?
— Ну да! А что вам, впервой? Вон у вас голем славный какой! Я б не отказался с таким поработать! — Куликов подмигнул мне самым легкомысленным образом.
Я покраснела, а Антон Макарович недовольно прищурил свои ледяные очи.
— Показывайте вашу… тваринку, — строго велел вендиго.
… Гоблин был бы похож на крысу, если бы не нос грушей и висячие уши. Куликов бережно принес его из заваленного старьем угла. Холодильный сидел на столе, скрестив когтистые лапы, и внимательно рассматривал присутствующих умными глазками-бусинками. Из одежды на нем была детская распашонка с завязками сзади. Это придавало гоблину несчастный, больной вид. Существо просвистело что-то еле различимое, и Олевский построил над его головой вектор усиления голоса.
— Спасибо, добрый молодец, — прокашлявшись, гортанно проговорил гоблин. — Давно я с мега-магами не общался, поотвык. Не сыщется ли у вас, господа, пара капель крови для бедного страдальца? Изголодался. С трудом мысль плету, с трудом слово кую. А мага кровушка меня быстро восстановит.
Олевский со вздохом закатил рукав и поискал вокруг взглядом.
— Вот, — Холодильный вынул из складок распашонки большую иголку для шитья и… подул на ее кончик. Вокруг иглы обернулась и исчезла тоненькая ниточка голубоватого свечения. — Не боись маг, заразы нет. Дар наш таков – стерильность. У кого-то из нас – чистота, у кого-то – тепло, у кого-то – холод. Мое дело – вещи от порчи сохранять, особливо продукты, органику всяку, одним словом.
Олевский пожал плечами, сковырнул иглой жилку на запястье и сцедил немного крови в подставленную Куликовым пластиковую рюмочку для яиц. На лице Райяра отобразилось недвусмысленное «ох, ну и жесть!».
Гоблин припал к чашечке, двигая кадыком. Вылакав все до последней капли и пройдясь внутри рюмочки длинным лилово-серым языком, Холодильный довольно крякнул и облизнул алые губы.
— Полегчало! Ох, полегчало! Спрашивай, добрый молодец. Или недобрый, кхе-кхе.
Существо явно пришло в веселое расположение духа. Но как только Олевский принялся задавать вопросы, посерьезнело:
— Не видел я его лица. Не открывал он холодильник, никогда. И крови не давал. Ни запаха, ни крошечного следа – ничего не было. Хозяйка – да, потчевала, от чужого взгляда оберегала, потому я и спасся – не знал обо мне никто. Из знающих была хозяйка, из господ магов. Случилось что с ней?
Узнав о судьбе Светланы, гоблин опечалился:
— Жаль. Да только я не удивляюсь. Дорожка ей на Ту Сторону была проложена, еще давно. Мы такие вещи видим.
— Но как же так? — взволнованно вмешался Райяр. — В доме жил мужчина. Они были любовниками. И ни следа?
— Такие, как тот… и вот он, — Гоблин махнул головой на Олевского, — коли пожелают, следов не оставляют. Хладный он – такой, как ты, маг.
— Вендиго? — дрогнувшим голосом спросил Антон Макарович. — Из моего рода?
— Бес Снежный? Нет, — подумав, сказал Холодильный, — вы другие. На вас магия дозволенная, правильная. На нем – запретная, чужая.
— Не видел его, не чуял, а знаешь? — усомнился Вележ.
— Знаю, — гоблин покивал, пожевав губами. — Мелкие импы, подвальные, меж собой шушукались. Боялись они его. Мол, страшный он, власть имеет даже над ними, одним дыханием живое в неживое превращает. Их бы и спросили, господа маги, импов-то.
— Не можем. Дом сгорел, — объяснил Ленни.
— Туда ему и дорога, — гоблин явно не расстроился. — Там даже импы жить не хотели. И меня… не уморило чуть. Плохой дом, бедная хозяйка... Бывало там еще двое.
— В доме? Кто? — подобравшись, спросил Олевский.
— Гость и слуга его. Приходили, когда хозяйки дома не было. Один из них – две души. Молодая, хищная, да старая, сожранная почти.
— Двоедушник? — уточнил Вележ. — Как я?
Гоблин хмыкнул:
— Как ты, да не как ты. Сказал же: одна душа – старая, след только и остался. Но человек тот, — на этот раз Холодильный обратил свой взор на меня, — с таким вот знаком, как у нее, ходил. Плохой знак.
Все посмотрели на мой жилет.
— Такой символ сейчас также носят полиморфы, что занимаются контактами с Той Стороной: гадалки, экстрасенсы, спирит-мастера, — объяснил Ленни. — У них квалификацию не подтвердишь, им дипломы не выдают, и чем они на своих сеансах занимаются, отследить сложно. Это те, к кому клиенты обращаются на свой страх и риск. Правительство обязало их носить знак кадавр-Сети, для маломальского контроля.
— Карты, — гоблин многозначительно покивал. — Он все время на кухне карты раскладывал, на будущее. Такие, с картинками. Ему все время «Снежный Бес» выпадал. Ох и проклинал он вас, вендиго!
— Опиши его, — велел Олевский, слегка побледнев.
Гоблин задумался и произнес:
— Сложно. Со спины видел, мельком. Волосы светлые. Крепкий. Пахло от него еще, зверьем диким, больным. Голос… вкрадчивый. Был слуга у него. Это ему мы, гоблины домовые, жизнью обязаны. Сам слышал, как слуге велели всю мебель на свалку вывезти, подальше, а он продал из жадности.
— Узнаешь, если что?
— Да. Слугу-то я в лицо видел, обычный такой – голова, два уха. Светловолосый велел ему ничего из господского холодильника не жрать, а он к капустке квашеной все прикладывался, с похмелья. Это все. Извиняйте, господа, что знал – как на духу.
Богдан Денисович недоверчиво и разочарованно покачал головой. Антон Макарович, напротив, выглядел успокоенным. Видя, что мы собираемся уходить, Куликов засуетился и подставил под нос Олевскому магическую коробку-копилку с надписью «На корм котятам». Виновато пожал плечами:
— Не дают, когда узнают, что ай-тваринкам.
Вендиго приложил к коробке щепоть с магическим отпечатком, и внутри копилки весело звякнуло.
